Евангелие от товарища Сухова (день 3-4)

Ответить
Tarfon
Сообщения: 57
Зарегистрирован: 08 июн 2012, 10:11
Евангелие от товарища Сухова (день 3-4)

Сообщение Tarfon » 24 июн 2012, 15:33

Евангелие от товарища Сухова

Человек принадлежит своему существу постольку, поскольку слышит требование Бытия. Человек пастух Бытия. Бытие все еще ждет, пока Оно станет делом человеческой мысли. (Справочник Мессии)

И был вечер, и было утро – день третий. Третий день после демобилизации из красной армии товарищ Сухов шел по пустыне, тяжело передвигая свою тень между песчаными барханами. Когда она соприкасалась с тенью сухих деревьев, он иногда останавливался, чтобы они могли пообщаться и пожаловаться друг другу на свою судьбу. В это знойное время он, лежа на спине, с надвинутою на глаза фуражкой, вспоминал те немногие дни, которые провел с Екатериной Матвеевной. И писал, писал ей много устных писем и отсылал их в большое небо пустыни, которые как «киттимские» корабли Соломона, уходя в далекие края, доставляли ему благовония. Как всегда свое письмо он начал со слов: Разлюбезная Екатерина Матвеевна, спешу вам сообщить, что мое служение мировой революции подходит к концу. Классовое сражение на сегодняшний день в целом завершено и, час всемирного освобождения настает. А мне пришел черед – домой возвратиться, чтобы вместе строить новую жизнь, милую сердцу родной страны..
Давеча опять раскопал басурманина, но этот хотя бы не бросился на меня, как другие, ругаясь, что я помог ему вернуться к жизни. Он оказался странным мужиком, когда я его извлекал из песка, он распевал газель на тарабарском языке. А когда стал свободен, покружился вокруг меня в танце и сник, назвавшись пророком и пляшущим дервишем. Я спросил, что он делает и о чем поет? Он произнес слова, бывшие у меня на сердце, что много посланий написал я в сердце своем к возлюбленной, но ни одно не попало ей на глаза. А потому мне осталось перебирать четки моих воспоминаний, а руки, которые уже приросли к моей могильной лопатке, все еще коротки достать до кувшина.. То есть до тебя, - моя несравненная Катерина Матвеевна. На мой вопрос: почему в моем стремлении к тебе, постоянно возникают какие-то препятствия, а встреча с тобой все время отодвигается в неучтенное мною будущее? Дервиш загрузил меня всяческими постулатами о каком-то Бытии, которое осветило себя в мире и сбылось в слове, но я плохо слышу Его. Это Бытие он назвал «ближайшим» к человеку, которое все еще остается для меня самым далеким, потому что Оно не стало моей судьбой, я его пастухом. В общем, он раскачал мое бытие так, что в нем не нашлось места для моей революции и всему тому, что я делал эти три года. Странно устроено время, но эти года прошли для меня как три дня, а три дня в которые я стремлюсь к тебе, длятся как три года. Такой расчет времени по рассказам моей набожной матушки, применялся как наказание к какому то неразумному древнему племени, которое много лет блуждало по пескам пустыни, не зная – где их дом. А я то, человек знающий – куда и к кому иду. Но все равно, у меня такое пакостливое чувство, что я тоже наказан за нерадивое отношение к своему времени. В заключении, он пригласил меня станцевать фугу для Бытия, чтобы оно отозвалось в моей жизни и подарило себя мне. Нет, ты представляешь, меня – бойца Красной армии, танцующего с басурманином? Вот именно, я тоже нет. А теперь, усыновленный и пригретый песчаной дюной, лежу как бездомная собака и до рези в глазах вглядываюсь в мусульманское небо, которое давит и сковывает меня. Молчание бесконечных пространств ужасает меня, особенно когда рядом нет близкого человека. И мне кажется, что одиночество и бездомность стали моей судьбой, которые истощают и благословляют меня одновременно. И потому радуюсь, что в просвете моего скудного бытия, все еще вижу твой силуэт и надеюсь на скорую встречу с тобой.

И был вечер, и было утро – день четвертый. После очередной марафонской дистанции в ходьбе, Сухов отдыхал в тени козырька фуражки и вспоминал о родительском доме: Мать часто брала в руки Библию и читала вслух какой-нибудь отрывок из книги. Потом молилась как могла, вплетая в просьбы имена детей и внуков. Сухову запомнился один эпизод, как однажды она прочитала отрывок из пророка, который что-то говорил о «сухих деревах» и, обратившись к сыну, благословила, чтобы Бог помог ему найти свою избранницу в жизни, зачать детей от любимой жены и уйти от «сухого проклятья». Она говорила, какие то странные вещи о том, что благословение Божие почиет только на тех мужчинах, которые устремляют свои желания к женщине; что небеса одеваются в дерюгу, когда идет война, погибают мужчины, а женщины остаются бесплодными. Всего этого Сухов не понимал, пока не встретил Екатерину, но их разлучила революция, которая успела стать для него второй матерью. Он безраздельно верил своим замполитам, что однажды на всей земле кончится война и все заживут счастливо. «Очевидно, не без молитв матушки», - подумал Сухов и сплюнул скупую слюну через левое плечо. Обезумевшее солнце пустыни палило тело и голову так, что в глазах надолго поселялись красные круги и разводы, которые окрашивали в красный цвет все, что выдавала его уставшая память. Он попытался убрать одноцветную навязчивую заставку, постоянно проявляющуюся перед его взором, где они с женой и детьми появляются в красных одеждах, но у него ничего не получилось. Тогда он решил завершить письмо светлыми тонами: А еще хочу сказать вам, разлюбезная Екатерина Матвеевна, что являетесь вы будто чистый лебедь, будто плывете себе куда требуется, или по делу какому, даже сказать затрудняюсь. Дыхание сдавливает от радости, будто кто из пушки в упор стреляет..
Стрельба и крики заставили его вздрогнуть, прежде чем он понял, что это наяву. Бригада красноармейцев окружила его, а бравый командир Рахимов, потрепав пыльную руку старого товарища, стал упрашивать помочь ему поймать «шедима» пустыни, то бишь Абдуллу. Сухова сильно разозлило это вторжение в его личную жизнь, особенно за то, что он не успел нарядить свою возлюбленную в белые одежды и попрощаться с нею. Отказ Федора Ивановича не смутил находчивого командира и когда Сухов демонстративно улегся, Рахимов словно с трибуны сказал немного хороших слов о женщинах востока и ускакал. Сухов вскочил, оросив пустыню негодованием, что уже многие годы матается по бесплодным пескам апостольской Асии и немного успокоившись, пожаловался на судьбу, что она не хочет помогать ему стать пастухом собственного бытия. И он впервые подумал о том, что революция отняла его от сосков бытия и отправила по миру создавать новый мир по образу и подобию мачехи народов. Глядя на гарем жен Абдуллы, которые как разложенные матрешки сидели на песчаных кочках, ожидая указаний нового хозяина, Сухов посчитал, что для них нужна дисциплина и порядок. Построения и проверки женщин востока стали его отдушиной, а их перекличка успокаивала его мятежный дух. Младшая из жен шедима, по имени Гульчатай, все время опаздывала, заигравшись в складках песчаных дюн. Сухов по отцовски сердился и пугал ее шайтаном пустыни, который любит шляться по пескам и воровать девушек. Он не знал еще, что этим «духом» не запугать ее, потому что он значился в ее мировоззрении, как мужчина, оставшийся без женщины и ласки. Когда Сухов увидел ее юное лицо, гнев воспылал к хозяину женщин и он подумал, сожалея, что не встретился с ним ранее, а то бы показал ему где живет «кузькина мать». Они остановились в небольшом древнем поселке, название которого он не знал, но все поселения в которых он бывал, из-за трудности их произношения называл «бухарскими». Это слово ему импонировало не только тем, что в нем присутствовала знаменитая буква «х» в его имени, но и гордился, что был участником бухарской операции, после которой была провозглашена народная республика под этим звучным названием. Товарищи по оружию, которым надоедало называть его «товарищ Сухов», иногда называли его тем, кто «под Луганском родился и в Бухаре крестился», как гражданин всемирной революции.
Саид появился неожиданно, предупреждая и советуя Сухову уйти с этой стоянки, потому что Абдулла обязательно должен прийти сюда за своими женами.
- Ты все время забываешь, что я боец Красной армии и не убегаю от врагов, - твердо заявил Сухов и высказал сомнение по поводу возвращения Абдуллы, думая, что женщины гарема перестали интересовать его как использованный товар.
- Ты и твои товарищи по оружию не знаете, что эти женщины не просто его жены, собранные в кучку для одного мужчины, - возразил Саид и рассказал о том, что они являются собранием людей, идущих по последнему, четвертому пути «марифата» - полного постижения истины. И расположились они на территории седьмой стоянке «Владыки посланников», совершенных праведников, место утех для святых «вали», постигающих единение и блаженство полюсов между двумя началами жизни: Эта стоянка, не совсем то, что Сухов может себе представить о доме и семье, - продолжал говорить Саид, - что она находится за пределами стоянок западных жен, которые соединятся с мужчиной по закону и живут в обязательствах. Это место всех искушенных мужчин, умеющих облачаться и женщин, которые даруют блаженство в миг единения. Этих женщин не бросают просто так, - закончил монолог дервиш.
Сухов спросил - о каком облачении он твердит, если за три дня он выкопал из песка трех джигитов и все они были голые, в чем мать родила, а рядом с приговоренными всегда лежала кучка полосатой одежды. И все они, почему то бросались на него со злостью. Саид пояснил, что он помешал им пройти последнее испытание и облечься в мистическую наготу полного освобождения божественной Сущности человека от всех черт тварности, в том числе от одежд. Это посвящение святых, обретших благую участь и тот, кто прошел его, становится любящим. В эту наготу облачался Пророк и эта нагота не щегольство. Они должны были до вечера третьего дня пробыть в этом состоянии и успешно завершить свой путь на седьмой стоянке, где расположился Сухов с женами общины Абдулы.
- Но они могли погибнуть от жары, - возразил Сухов.
- Если вы страшитесь смерти и погребения, ваше Бытие не станет просветленным.. Это тайна наготы от печати Пророков снизошла к общине влюбленных. Тот, кто облачался в нее, обрел истинную уверенность, забыв о дольнем мире и всех существующих в нем верах, - декларативно ответил Саид стихами неизвестного для Сухова пророка. И пояснил, что в следующую ночь, те самые женщины, которые находятся в распоряжении Сухова, должны были обойти испытываемых и освободить их из плена песка. Женщины, но не мужчины, вот поэтому они злились и кидались на тебя.
Сухов иронически отозвался об обряде «мистической наготы» и, сказав что восток дело тонкое, рассмеялся, говоря, что его описание общины попахивает тем, что у них называется «борделю»: Уж не «черный» ли Абдулла, является тем проводником по «морю женщин», который притесняет женщин?
- Я не видел, чтобы он унижал женщин, - возразил Саид, - но не раз слышал от него слова, сказанные пророком Мухаммадом, что только великодушный человек способен уважить желание женщины, и только недостойный способен ее оскорбить.
И далее он пояснил, что Абдулла не любит, когда его называют «черным», так как в прошлом, до прихода разных «товарищей» от революции, в народе его почитали как Улема, человека знания, а среди избранных его называли «Арифом» - человеком, который несет тайное знание и способ действия в себе. Все, что он приносит, дарит друзьям, а что остается, делает остановкой для грешников. И, глядя на сомневающееся лицо Сухова, Саид сказал, что все люди делятся на две категории: одни выходят из левого яичка, а другие из правого. Из левого появляются язычники, а из правого люди истины.
- Любопытное замечание, никогда не задумывался, что людей можно делить по этому признаку, - перебил Сухов и выразил уверенность, что его появление на свет, наверняка, ознаменовано правой стороной мошонки, так как он служит правому делу революции.
- Я конечно признателен тебе за твое желание помочь ближнему, но на революцию не могу возложить такую надежду, - сказал Саид и, почесав затылок добавил, что она рождает героев вокруг которых все обращается в трагедию. Они разрушают религиозное знание, которое еще не обнаружилось в слове, а проблема вашей матери-революции, как ты окрестил ее сам, в том, что она вместе с купелью выплеснула ребенка.
- Давай не будем трогать этот вопрос, - вмешался Сухов, - тем более мне трудно понять, как слово может освобождать. Но может быть ты скажешь, как ваша религия разрешает «малые», частные проблемы человека. А спрашиваю я вот почему: В пустыне я немного одичал и начал разговаривать сам с собой, и не только… Я стал беседовать со своим телом и его отдельными частями, - сконфуженно произнес Сухов и рассказал, что проснувшись сегодня утром, он по инерции пошарил рукой справа – никого, поискал слева, тоже – никого. Потом заглянул под «гумно» - стоит… «Я и говорю – что стоишь, кого дожидаешься?»
- Вот и я говорю, хороший вопрос ты поставил, - улыбаясь ответил Саид: Обычно «неверные» имеют целью перенести аспект рассмотрения от «что» к «как», уйти от содержания к форме. Они не дают голове соединить причину со следствием и поставить вопрос – почему я здесь и испытываю неудобства плоти, когда мог бы быть дома и праздновать свое бытие с подругой. Для них важно не «что» ты делаешь, а «как» делаешь, лишь бы был при деле не важно каком. А по поводу того, о чем он спросил, то могу заметить, что обнаружить физическую изоляцию достаточно иметь глаза, руки и хорошую потенцию, а чтобы узнать одиночество, необходимо испытать его. По сути, человек не склонен замечать свое собственное одиночество, как и трусость, пока не обнаружит теплую водицу в своих штанах. Хорошо, если этот урок пойдет тебе впрок, - заметил Саид. И видя, как Сухов нервно бросает свою саперную лопатку в песок, которая неизменно становилась в вертикальное положение, предложил ему почтить Бытие кружением в зикре, чтобы оно отозвалось добрыми намерениями в его будущей жизни.
- Опять ты за свое.., - усмехнувшись, произнес Федор и высказал надежду на его практическую помощь при встрече с Абдуллой.
Саид встал и, поправляя подаренный Суховым нож, выразил сожаление и рассказал о предчувствии, что если он не уйдет с этой стоянки, то может пролиться кровь: И очень жаль, если ты этого не понял, - сказал в заключении Саид и закружился в танце, напевая слова:
Танец – это вовсе не то, когда ты все время прыгаешь,
Когда, выпив, ты подобно пылинке, взлетаешь в воздух.
Танец – это когда ты уходишь из обоих миров,
Рвешь сердце и дух твой возносится.
Осматривая строения стоянки со стороны башни, Сухов услышал шорох и падение камней. Он осторожно приблизился к месту шума и увидел пожилого человека в очках, который суетился возле разобранного проема в стене. На его вопрос – кто он такой? Человек представился ученым и хранителем музея, а в данное время он пытается спрятать величайшие ценности новой республики – свитки и фолианты, которые могут погибнуть во время военных действий. Сухов взял одну книгу и, раскрыв ее на первой попавшейся странице, прочитал первую строчку про себя: «Избранной госпоже и детям ее, которых я люблю по истине». Такое начало его очень заинтересовало, потому что явно указывало на письмо к женщине. Он прочитал короткое послание апостола вслух. Потом, устремив взгляд на работника музея, спросил: О какой такой истине и заповеди «данной от начала» апостол так усердно печется? Работник музея, озабоченный своим делом и, не желая много говорить, коротко ответил, что он всего лишь хранитель, а не священник, призванный пояснять «темные» места Книги. Но как ученый, которому не свойственно передвигать камни, а знать что пишется в книгах, он все же заметил что апостол воюет против поверхностных людей, которые исповедуют Христа, родившегося без отца - из пустоты. Очевидно, они просто забыли или не поняли предыдущей истины от Ветхого Писания, что всякому человеку, а тем более пророку и посланнику, посланного свыше, должно родиться от чресел мужа.
Продолжая листать книгу, Сухов увлекся ее содержанием и плохо слушал, что говорил смотритель и очнулся только тогда, когда услышал требование вернуть книгу. Коротко, не желая слышать возражений, Сухов сказал что книгу он экспроприирует и оставляет у себя – на время, - добавил он, видя обиженное лицо ученого.
Захлопнув ее, он продолжил осмотр помещений стоянки. Когда Сухов вошел в комнату женщин, они с визгом подняли длинные подолы юбок и, закрывая лицо, оголили с медным отливом животы, которые заворожили его взгляд. «Отставить», - как можно мягче, но требовательно произнес Сухов и они, наперебой заголосили, что пришел их новый муж. Самая младшая - Гюльчатай, покружив вокруг него в танце, неожиданно села ему на колени и прислонилась щекой к его небритой щеке. Сухов осторожно уклонился от ее объятий и попытался объяснить, что у него на родине есть жена, которую он очень любит. Гюлчатай, не понимая отказа нового мужа, сказала, что она сейчас далеко и он может полюбить ее, как новую жену. Он возразил, что у них принято иметь только одну жену.
- Как одну? – недоуменно сказала она и, загибая пальцы, стала перечислять обязанности женщины: Она - мелет, печет, варит, возит, стирает, кормит, обрабатывает шерсть и она же стелет постель.. И все одна! Но это же трудно, - возразила она.
- Конечно, трудно, - согласился Сухов.
- А в нашем просторном доме лучше устроено, - лукаво проворковала она и рассказала, что если «старшая» жена приведет в дом одну новую рабыню-жену, то она не мелет, не печет и не варит. Если приведет двух, то не возит и не кормит. Если трех – не обрабатывает шерсть… И Гульчатай остановилась, прервав речь на полуслове. А Сухов украдкой загибая пальцы, вычислив, что последняя обязанность осталась не удел, спросил: так кто же тогда стелет постель? И она, рассмеявшись ответила, что эта обязанность достается той, которая привела четверых новых женщин в дом.
- Да, а... Восток дело тонкое, - сделал заключение Сухов и удалился на башню, чтобы продолжить письмо для своей возлюбленной: Душа моя рвется к вам, ненаглядная Екатерина Матвеевна, как журавль в небо… Однако, случилась у нас небольшая заминка, полагаю суток на трое, не больше. Мне, как сознательному бойцу поручили сопровождать группу товарищей братского востока. Народ оказался покладистый, душевный и с огоньком. А ноги мои теперь идут по горячим пескам в обратную сторону, потому как долг революционный к тому обязывает.

Tarfon
Сообщения: 57
Зарегистрирован: 08 июн 2012, 10:11
Re: Евангелие от товарища Сухова (день 5)

Сообщение Tarfon » 24 июн 2012, 15:34

И был вечер, и было утро – день пятый. Сухов принадлежал к редкому поколению людей, посланных в мир, но не узнанных в мире. Он мог по непонятным причинам забыть обычную просьбу или важное поручение красного командира, невыполнение которого, как потом оказывалось, лучшим образом влияло на ситуацию. Порой ему служили камни, о которые он мог запнуться в бою и упасть именно тогда, когда шашка или пуля противника свистели над головой. Даже его задница, однажды, сослужила ему, когда неожиданная слабость в желудке и укромное место по этому случаю, спасли его от резни басмачей. Сам он стал красноармейцем и оказался в пустыне, не потому что хорошо понимал задачи пролетариата, но что война делала мужчин героями, а эта валюта высоко ценилась среди другой половины человечества. После странных бесед с Саидом и кое-что, успев вычитать из Книги, которую он носил за поясом, Сухов, подобно пророку Аввакуму – «встал на стражу свою», и лежа на башне, наблюдал, что скажет ему Дух и как лучше пожаловаться на свою судьбу. Бог молчал, но не язык Сухова: Вот, опять пишу к Вам разлюбезная Екатерина Матвеевна, поскольку выдалась свободная минута. Лежу я на вершине башни, как кот Васька на завалинке и ни об чем не воздыхаю, как только об Вас, незабвенная Екатерина Матвеевна. А потому за зря убиваться не советуем – напрасное это занятие..
Короткий утренний сон, драпированный одним и тем же цветом, повторяющийся в деталях, как старая заезженная пластинка, был прерван топотом копыт и криками людей Абдуллы, ворвавшихся на стоянку. Сухов, не торопясь завершил письмо извинением, что опять вышла заминка и ему необходимо поспешить на помощь товарищам. Сверху, Абдулла показался Сухову человеком не большого роста, щепетильным, но не глупым, потому что приказал своим людям - не проливать кровь и не трогать женщин, ибо сегодня священный день. Федор Иванович быстро смекнул, где он может застать Абдуллу и, поспешил опуститься по винтовой лестнице. Через оконный проем он проник в смежное помещение наподобие коридора, которое вело в спальню женщин. Абдулла уже был там и о чем-то разговаривал с женщинами. Сухов прислушался к обрывочным фразам, которые не всегда были ему понятны. Абдулла не строго осуждал женщин за то, что они не смогли достучаться до сердца «рыжего кота» по имени Федор.
- Может он импотент? - высказала предположение одна из женщин.
- Не думаю, что это так, к тому же это не довод для женщины четвертой ступени постижения «Фана», - возразил Абдулла и, обратившись к самой младшей, сказал: Или ты забыла, что сказала Айша через Пророка: «Благословенны жены ансаров, застенчивость не стоит на их пути к знаниям об их религии..» В любом случае, даже если «рыжая борода» подсох в пустыне, ты бы смогла разбудить его чувства. А теперь мы имеем человека неудовлетворенного и злого.. Ну да ладно, Аллах на нашей стороне, - мирно сказал Абдулла и позвал любимую женщину Джамилю. Он нежно привлек ее к себе и повел в другое помещение, где был Сухов. Когда они оказались одни в помещении, Абдулла прижал ее к стене. Джамиля еще раз неуверенно возразила, сославшись на священный день и что людям своим он объявил о том..
- Надо милая, надо, - возразил Абдулла: Не человек для субботы, а суббота для человека. Кто поймет эти простые слова, будет свободен от приказа. А кто не знает, что вопросы «как», «когда» и «где» не являются препятствием для истинной религии жизни, то пускай держат что имеют. Главное, чтобы наши головы при «священнодействии» были направлены в нужную сторону.
Суета возле стены и «протест» женщины, насторожили Сухова. Думая, что Абдулла хочет причинить ей зло, он выдвинулся из-за колонны и глухим, но твердым голосом приказал предводителю басмачей – бросить оружие и поднять руки вверх. Гнетущая тишина, расползавшаяся по каменному полу, была потревожена упавшим оружием, но другую часть приказания Абдулла не торопился исполнить.
- А вот это ты зря. Надеюсь, слышал обо мне, что я никогда не промахиваюсь, - подтвердил свое намерение Сухов и продиктовал последовательность выполнения нового приказа: Сделай один шаг вперед, потом два назад, повернись направо и сделай то же самое. После этой шагистики Абдулла оказался в просвете окна, и теперь Сухов смог увидеть, что Абдулла придерживал руками галифе. И только сейчас он догадался, что все это значило и многие, обрывочные фразы стали более понятны Сухову. Он обошел Абдуллу и забрав оружие, отпустил женщину. А Абдулла, приведя себя в порядок, выразил недовольство, что Сухов заставил его делать бессмысленные повороты и «па-де-де».
- Не может ошибаться наш вождь, - возразил Сухов и пояснил, что «шаг вперед и два назад», является верхом революционной практики заклинания и запудривания вражеских мозгов: И потом, это я должен обижаться на тебя, что при женщинах обозвал меня «сухим» деревом, - недовольно сказал Сухов и, почесав затылок дулом пистолета, присел на корточки. Положив перед собой оружие и Книгу, предложил Абдулле присесть в трех шагах напротив него. Впервые, разглядывая знаменитого соперника с близкого расстояния, Сухов пришел к выводу, что он не хил в плечах и в раскосых глазах не прочитывается огонь заклятого врага, который он не раз видел в людях востока за эти годы. Их взгляды встретились и обычное любопытство переросло во внутреннюю борьбу, кто кого пересмотрит.
Сухов был уверен в исходе этого поединка, но после десятка секунд в нем поселилась неуверенность, которую он захотел перевести на противника. Не отводя глаз, Сухов рукою погладив наган, лежащий на полу, лукаво сказал: Ну что, страшно умирать?
- Ну почему же? – парировал Абдулла: умирающий от любви, не теряет звания Шахида.
- Странно! Говоришь о любви, а от командира Рахимова я слышал, что притесняешь женщин из гарема своего.
- Во-первых, западные люди слово «гарем» используют слишком свободно, в угоду своей морали, а нашу общину правильнее называть «Харим», что значит «священное место», куда вход не обрезанным сердцем запрещен. И во вторых; нашел кому верить Рахимову - «беглому рабу», который еще недавно, до призвания в революцию, желал войти в нашу общину и потрогать женщин за энное место. Но они отдаются искушенным и заботливым мужчинам, - возразил Абдулла и, заметив сомнение Сухова, пояснил что в их религии «беглыми рабами» называют людей, бегающих от семьи, вне зависимости от личных целей и задач общества.
- Но таким образом и я попадаю в разряд беглецов, - удивленно воскликнул Сухов.
- Конечно, ведь шашкой всегда было легче махать, чем проявлять заботу о семье. Вот поэтому у нас в общине говорят, что всякий грех искупается, кроме одного – пренебрежения домом.
- А у нас это называется грехом и многоженством, - бодро возразил Сухов.
- А я не могу согласиться с вами. В вашей культуре, хотя и проповедуется любовь, но всегда с какими-то задержками, ограничениями и табу в отношении сексуальности. Любовные проявления мужчины носят признаки психической импотенции, которая проявляется сполна только тогда, когда он имеет дело на стороне, с другой, не законной ему женой. И это у вас - увидел и сгреб как смог, потому что нет количества, нет и качества.
Сухов, как человек с христианской закваской вечной вины, стал оправдываться, что в его практике этого не наблюдалось, и таким образом «очистившись», опять встал в позицию обвинителя и осудил Абдуллу, что женщины в его гареме бесправны и не свободны. Абдулла возразил, что каждая из них может разорвать отношения с мужчиной, если считает что он ведет себя недостойно и не выполняет своих обязанностей. Потом он стал доказывать, что корни уважения к чисто женским качествам ума и сердца, верности и состраданию необходимо искать на востоке, а не у тех людей, которые опустившись в воду, выходят оттуда ничего не получив и говорят: Я – «бухарин». Он взял имя в долг. Но кто получает от Духа Божьего, он имеет в качестве дара настоящее имя. Тот, кто получил дар, у него не отбирают его, но кто получил имя в качестве долга, его лишают имени. Так вот, эти «бухаринцы» всегда считали женщину недостойной жизни; и это ваши пророки, - возвысил голос Шахид, - пребывая в девстве, создали культ «старых дев» - маринад из похоти, который квасится в собственном уксусе, вместо того чтобы давать лозу. И отходили в мир иной не удовлетворенными, без пажити и без личной любви к ближнему (женщине). А наши учителя, имея многих жен, умирали насыщенными жизнью и тем почтили Бога живых, а не мертвых. И это при вашем стремлении взять в жены красивенькую и приятненькую на вид девицу, остаются те, кто не удался лицом и телом; и это вами, на них возложены тяжкие и неудобоносные брачные бремена, а многоженство благословенно еще и тем, что возможно брать некрасивых и космических сирот.
- Может ты в чем-то и прав, - возразил Сухов, - но истинная любовь присутствует только между двумя людьми, она не терпит базарных отношений.
Она, самое трудное, менее всего осваиваемое занятие нашего бытия, постоянно терпящее крушение. - И положив руку на Книгу, сказал, что здесь написано об истинной любви, которая направлена к избранной госпоже, а не ко многим особам женского рода.
- Мне знакомо это послание, как и Книга, которая принадлежит мне. И если она тебя насыщает, то считай это моим подароком тебе.
Сухов растерянно сказал, что он впервые встречает мусульманина, который называет эту Книгу своей. Абдулла в свою очередь пояснил, что в их зеленой Книге сказано, что правда и истина находится в желтой и красных Книгах. Поэтому, для истинного шахида, ищущего истину, она становится своей.
- А по поводу «госпожи» моей души и любви к ней, - пояснил Абдулла, - то имея «Сад», не означает, что я не ищу свою единственную возлюбленную, но как об этом написано в той же Книге, где царь Соломон оставляет свой сад «сторожам морали» и отправляется искать свою единственную.. И, придавая голосу более мирный характер, Абдулла сказал, что их спор о культуре любви и достижения счастья человеком не может иметь общего знаменателя. Свою мысль он пояснил притчей: У одной женщины по имени Жизнь, было две дочери. Старшую звали – Полигамия, а младшую – Моногамия. Старшая, искала свое счастье среди многих мужчин. Одни отвечали ей нежностью и взаимностью, другие нет. Среди них попадались верные, которые могли долгие годы быть нежными и внимательными к ней. Но время брало свое и гасило в них жар любви. Другие, которым имя «легион» были холодными и расчетливыми в любви. Имея многих, она уже не ощущала себя одинокой и верила, что где-то есть тот единственный мужчина, который однажды призовет ее. Другая, младшая сестра Моногамия, видя страдание сестры, пришла к выводу, что лучше приручить одного мужчину и поставить его под «закон», повелевающий не прикасайся к соперницам. В медовый период жизни это правило срабатывало, но с годами часто получался сбой. Таким образом, она познакомилась с пренебрежением и агрессивностью законного мужа. И в этой, холодной бойне страстей она утратила надежду на будущность, которая присутствовала у старшей сестры.
- Но ты сказал о женщинах, а как быть мужчинам, чтобы соблюсти от природы, данный ему статус?
- А поэтому случаю, в Пардесе говорят: Четыре человека вошло в «Сад»: Вошел праведник, взглянул на ложе, завопил и умер. О нем написали в Книге, что нашел он свое место на небесах, но только под престолом Господним, откуда до сих пор вопит, требуя наказания для «грешников» из парадиза. Вошел священник, который всегда ищет и никогда не находит истину. Взглянул он на зеркала, пудреницы, щипчики и потерял рассудок. Ему сказали – ты нашел мед, ешь сколько тебе потребно, но чтобы не пресытился и не изблевал.. Изблевал, и о нем написали, что его любимым занятием стало - городить правило на правило, здесь немного и там немного, урезая от простого бытия. Вошел пророк, который все время падает на колени и не может устоять на своих ногах, посмотрел на Древо жизни, приносящее плод на каждый месяц и вырубил насаждение. О нем написали что он, полюбив древо, стал ненавидеть его плод, а полюбив плод, стал ненавидеть древо. И вот! Вошел Сын плотника, который отказался от «молочной пищи», вошел и вышел и пажить нашел. О нем написали, что до него многие уходили, но откуда они ушли, - туда они больше не могли войти. И куда они пришли, - оттуда они больше не могли уйти. Но пришел Он, и те кто вошел, - Он дал им уйти, а те, кто ушел, - Он дал им войти.
- Написали, написали, а где написали? - иронически отозвался Сухов, - Но как говоришь ты серьезно, то твои утверждения должны опираться на какие-то авторитетные источники слова. А иначе, это всего лишь частное мнение Улема арапешей.
- Этот источник у тебя в руках, но он не всегда является прозрачным для людей поверхностных, ибо многие расположились вокруг источника, но очень мало вошло в него.
- Возможно, я не силен в знании как ты, но то малое количество раз, когда я бывал в церкви, всегда слышал от священников, что грех иметь много женщин, - возразил Сухов и, положив одну руку на оружие, а другую на Книгу, предложил собеседнику сыграть в русскую рулетку. При этом он лукаво усмехнулся и добавил, что сделает это по правилам Книги, в которой на кануне прочитал фразу, как Бог предложил человеку – жизнь и смерть, чтобы он постарался выбрать первое: А теперь сделаем так. Ты подтверждаешь свои фантазии по этой Книге, а если нет – я вставляю один патрон в обойму револьвера и, раскрутив барабан, направляю оружие в твою сторону и, нажимаю курок.. И делаю так, после каждой твоей крамольной мысли, не подтвержденной Писанием.. Пока не сдашься, - добавил он, тупо устремив взгляд в пол.
- А я думал мы ты хочешь отыскать правду, - растерянно сказал Абдулла и легко согласился, чем удивил Сухова. Не оттягивая времени, Ариф предложил ему открыть Книгу на страницах Песни Песней Соломона, пояснив что она по определению Святого перевешивает весь мир и все, что в нем написано за все века. Все слова написанные до этой книги Сулеймана, ведут к ней, а те что после нее, заставляют оборачиваться и вглядываться в слова этой Песни, чтобы обрести полноту жизни. Ибо мы пришли в этот мир для нее.
Сухов читал о том, как некая девушка Суламита, которая успела стать на коротких страницах – сестрой, невестой и блудницей, долго искала возлюбленного своего. Искала его на ложе, во сне и в городе. Ее избивала стража, она находила возлюбленного своего и теряла его. Параллельно ее исканиям, осуществлял поиск своей возлюбленной царь Соломон, который имел свой сад. После прочитанных мест, Сухов, движимый любопытством, спросил о страже, почему она избивала девушку. Абдулла ответил, что стража символизирует несовершенную человеческую и религиозную мораль, к которой обращается царь, чтобы они не беспокоили его возлюбленную, пока она не найдет своего избранника.
- С этим я согласен, - оживился Сухов и высказал предположение, что царь который ищет свою единственную женщину, больше доказывает его правоту, а не собеседника.
- Все так, - согласился Абдулла, - но прежде, чем он найдет свою избранницу, он насыщается плодами свого сада и, только потом отдает друзьям и сторожам. Друзьям, чтобы они могли насыщаться вином любви, а сторожам, чтобы они оценили царский подарок и оплатили его плоды.
И далее, Абдулла рассказал, что в его религии эта, высшая идея встречи двух избранных и любящих людей, отражена в учении о стоянках, где на одной из них говориться об Али избраннике, исполненного любовью к единственной Фатиме, с которой он испытывает блаженство и полноту наслаждений. Сухов некоторое время молчал, осмысливая услышанное, потом вдруг спросил, почему об этих вещах не говорится просто и ясно. Абдулла заметил, что этот вопрос завязан на истории развития общества: Неоговоренное – милость для верующих, а не потому, что оставлено по забывчивости, чтобы люди, преодолевая границы «недозволенного», научались истине бытия. Бог скрыл все самое ценное в тайне, а человек, призванный к совершенству, должен раскопать и присвоить себе этот клад.
Разговаривая о саде, где течет молоко и мед, Сухов выразил желание, что было бы не плохо сейчас подкрепиться хлебом и конечно, вином. Абдулла сказал, что это не проблема. Он позвал младшую Гюльчатай и сделал соответствующее распоряжение. Пока она ходила, Сухов, вспомнив обещание показать Абдулле «мать Кузьмы», еще раз попытался обвинить хозяина «Харима», что неправильно, когда в его саду присутствуют очень молодые девушки. Абдулла, взяв раскрытую Книгу и перевернув одну страницу, прочитал: «Есть у нас сестра, которая еще мала, и сосцов нет у нее, что нам будет делать с сестрою нашею, когда будут свататься за нее. – И она ответила братьям: Потому я буду в глазах его, как достигшая полноты..»
- Ты заметил, что Гюльчатай принесла вино в кувшине с узким горлом, а это значит, что она еще не познала мужчину, - пояснил Абдулла. - Но она, как цветок растет в его саду и, если твой хорунжий Петруха захочет сорвать этот плод и, она посчитает его достойным, преграды со стороны общины не будет.
Сухов из уважения к хозяйке взял кувшин, чтобы поближе рассмотреть его. Его пальцы уперлись в выпуклые бороздки сосуда, на брюшине которого арабской вязью было начертано «ледавко бо». Он поинтересовался, о чем говорят эти знаки. Это обычный текст, - пояснил Абдулла, - который в общем контексте, говорит о необходимости «Любить Бога твоего, внимать голосу Его и пребывать в двекуте с Ним». А само слово «Двекут», предполагает состояние слияния и соединения, но не столько с Творцом, как обычно думают пустынники и аскеты питающиеся акридами, но и конкретно, как написано в главной для человека заповеди – «в одну плоть».
Когда дастархан был накрыт, Абдулла налив вино в чашу, сказал нечто вроде тоста: Федор, это хорошо что ты первый предложил разделить с тобой трапезу, потому что с моей стороны такое предложение могло показаться для тебя подозрительным. С другой стороны, меня трудно напугать чем-либо, но признаюсь что я боюсь людей, которые не ценят простых радостей в жизни. Конечно, если они не лишены такой возможности насильственно, то есть обрезаны аскетическим воспитанием. Если бы я научился распознавать людей по этому признаку раньше, то много горьких заблуждений мне удалось бы избежать. Я испытываю ужас и растерянность перед людьми, которые не радуются дружбе, любви, хорошему хлебу, вину, красивой женщине, мудрой книге, хорошей мысли, в общем – полноте бытия. Самое трудное и потому самое ценное в жизни, это межличностные отношения. Они – самое загадочное, самое капризное, самое сложное и все более усложняющееся творение вселенной. Современные отношения между людьми подобны жемчужине, которая упала в грязь, но от этого она не стала менее ценной для жизни.. Поэтому, я предлагаю распить вина из знаменитой чаши царя Джамшеда.
Они выпили. Абдулла рассказывая о чаше, как о предмете кухонной утвари, все время пытался через иносказание дать понять Сухову, что речь по сути идет о сердце человека, в котором отражается мир. Сухов не мог настроится на серьезное размышление, потому что замечал, как люди Абдуллы все время следили за ними. И он предложил Шахиду отпустить своих «архаров» искупаться в море. Абдулла, в свою очередь, предложил Сухову убрать оружие, но не потому что он боится, а потому, что для другой игры, более важной для их обоих, нужны особо доверительные отношения. Сухов проявил интерес к словам об игре Шахида, в которой не требовалось оружия и, подумал что речь идет о новой игре типа «нарды». Выполнив просьбу, он осушил очередную чашу вина и приготовился выслушать ее правила.
Абдулла начал говорить пространно, издалека, чтобы подготовить собеседника к правильному пониманию событий. Вначале он рассказал, что человеческое бытие обусловлено выбрасыванием человека вовне – в мир. Мир, где он сейчас находится, возможно не плох, хотя бы потому, что в нем можно сидеть и пить вино. Но, если он не осознает необходимости в новой действительности, то у его настоящего, нет будущности, которое необходимо завоевать. А он (Сухов) долго, слишком долго раскачиваться в невесомости своих вопрошаний, потому что еще не поставил того вопроса перед собой, после которого начинается действие, связанное с преодолением данного, уже сложившегося положения. Любое человеческое действие, каким бы оно ни было, подразумевает нарушение уже создавшейся ситуации и выбрасывание вне ее рамок.
Далее Абдулла заметил, что человеческая жизнь состоит из ряда феноменов, проявляющихся в любви, смерти, господстве, труде и прочих ее граней. Но не маловажным способом существования человека является игра, которая охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным образом определяет бытийный склад человека, а также способ понимания бытия человеком. Она пронизывает все основные феномены человеческого существования, будучи неразрывно переплетенной и скрепленной с ними. В соответствии с обстоятельствами мы можем обнаружить, что вовлечены в игру, если всматриваемся в законы человеческого развития. Игра не всегда ставит человека в положение господства над обстоятельствами, - подчеркнул Абдулла, показав жестом в сторону, куда было отброшено Суховым оружие, - но от этого она не менее важна для последствий. Существует мнение, что боги являются игроками, а люди игрушками. Другими словами ты, а вместе с тобою и я, вовлечены в особого рода игру, где оба являемся в ней марионетками произвола не видимого хозяина, которого называют теперь модным словом - режиссер.
Сухов посчитал слова об игре за бред Арифа и спросил: не пьян ли он, что утверждает такие смешные вещи. Абдулла возразил, что каждому человеку известно большое число игровых ситуаций – в любовной, семейной и общественной сферах: Мы вовлечены в игру даже тогда, когда думаем, что оставили в прошлом это детское занятие: А иначе как понять, что взрослые мужчины не могут оставить такое бессмысленное занятие, как война, которую Сухов проигрывает со всей тщательностью исполнения, - иронически подчеркнул Абдулла.
- Подожди, подожди, - перебил Сухов, - но почему я этого не замечаю?
- А потому, что игра превратилась для тебя в простую будничность, которая препятствует задуматься над сущностью своего существования.. Ты давеча рассказал о своей Екатерине, которая в твоих воспоминаниях все время предстает в красных одеждах и тебе трудно представить ее в белых одеяниях. Но это и есть «красный» произвол, диктуемый тебе сверху неким хозяином.
Сухов возразил, что никто ему не диктует и не приказывает, как поступать. Хотя, иногда он слышит нечто подобное шепоту, в котором слова приходят и уходят, как бы ниоткуда.
- Именно так, тихо и неприметно осуществляется игра сверху. Когда человек прислушивается к этому шепоту и проявляет внимание к событиям, происходящих с ним, то постепенно учится различать, от какого духа он исходит. Тогда он может выйти за пределы ее и начать строить свою собственную жизнь, которая может быть не совсем удачливой с позиции игровых комбинаций оловянных солдатиков, которые всегда хорошо отстреливают противника и всех побеждают - пояснил Абдулла и попросил Федора припомнить его последние успехи в боевых действиях: Возможно, потому ты и назван Суховым, что всегда выходишь сухим из щекотливых положений, - улыбаясь, сострил Абдулла.
Сухову не надо было вспоминать о его удачливости в боях, но он не предполагал, что его боевая выучка и сноровка может принадлежать не ему, а события его жизни могут рассматриваться под таким углом зрения. Сконфузившись, он залпом выпил чашу вина и стал размышлять вслух, что не понимает смысла со стороны «создателя» его образа и насколько он свободен в своих действиях. Абдулла, похлопав его по плечу, похвалил, что он стал задумываться над этими вопросами и пояснил что религия откровения, предполагает появление человека как сотворенного существа. А сотворенность в свою очередь, побуждает его превосходить себя в том виде и в том состоянии, в котором он сам пред собой предстает. Сущность тварности человека он видит в том, что он до осуществления, когда находится вне бытия, наделяется образом и подобием Творца. А потом перепоручается разным товарищам, которые примеривают на себе одежды богов. Но то, чьими оказываются эти образ и подобие, обнаруживает принадлежность их хозяину.
Сухов слушал и тупел от непонимания слов собеседника. Вспоминая о зеленых лугах и лесах, он недоуменно выразил протест создателям его образа в том, почему они забросили его именно в пустыню, а не к прохладным берегам реки его дома. Абдулла пояснил, что в космическом пейзаже его жизни идиллия рек и лугов, представляет чувственный мир, к правильному восприятию которого, он еще не подготовлен. И то, что он часто говорит, что хочет пойти в свой дом, лишний раз доказывает о его невежестве. Но, говоря дом мой, он свидетельствует об истинной близости его подруги. А то что его забросили в пустыню, которая считается в философии богов непознанной областью бытия, свидетельствует об его избранности и является лучшим местом испытания начинающих свой путь взросления в личной жизни. В заключении Абдулла предложил не расстраиваться Федору, потому что те, кто забросил его на семь дней в пустыню, обычно не воспринимают свою игру серьезно. Для них она возможность избавиться от скуки и по возможности потренировать военному делу свою марионетку: Но как у всякой игры существуют правила, которые они установили, чтобы на игровом поле не было произвола, - приглушенным голосом стал говорить Абдулла. - И эти правила имеют твердые границы до тех пор, пока человек играет, не слишком осмысливая ее процесс. В настоящее время на этом игровом пространстве нас двое, принципиально важных фигур, стоящих, по разную сторону баррикад. И если, мы осознали или догадались о том, то можем договориться и выйти за ее пределы.
Сухов выразил сомнение, что если существует контроль над ними, то этот контроль является тотальным и ничего нельзя утаить от «всевидящего» ока. Абдулла возразил, что это не совсем так, по его опыту известно, когда герой-марионетка садится за стол с вином, то это же происходит и наверху. Главное, чтобы сам Федор не напился и не заснул вместе с ними, чтобы не оказаться в сновидениях хозяина, еще более безвольным существом. Но, бодрствуя разумом, у него появится возможность выйти из-под временной, несовершенной опеки, встретиться с первоистоком личного существования и вступить в область нового бытия. Сухов слушал, плохо понимая собеседника и когда он очередной раз почесал затылок, Абдулла в завершение сказал: Весь мир играет свою игру. Играет природа, звери, люди и боги. Но по своему воображаемому содержанию, человеческая игра может быть игрой в игре, наподобие русской «матрешки» и иметь первую, вторую и большую степень. И только от него зависит, сможет ли он стать творцом своей собственной судьбы, или нет.
- Вот я и спрашиваю, - как бы очнулся из забытья Сухов, - что конкретно должен я сделать?
- Поменьше прикасайся к чаше Джамшеда, как посуде для наливания вина, прислушиваться к своему сердцу и поступать сообразно с ним, - ответил Абдулла и удалился, сказав что ему нужно приготовится к брачному пиру нового дня.

Tarfon
Сообщения: 57
Зарегистрирован: 08 июн 2012, 10:11
Re: Евангелие от товарища Сухова (день 6-7)

Сообщение Tarfon » 24 июн 2012, 15:36

И был вечер, и было утро – день шестой. Сухов очнулся от громкого покашливания Петьки, который стоял у входа в помещение. Рядом с Суховым лежал расколотый кувшин и пиала с недопитым вином, которые он стал виновато прятать за себя.
- Что скажешь? – спросил недовольно Сухов, пряча осколок от кувшина в свой походный рюкзак.
- В поселке идет слух, что вы взяли Абдуллу, - сказал Петруха. И только сейчас Сухов заметил его побитое лицо.
- Взял, да не взял, - уныло резюмировал Сухов: восток дело тонкое, здесь даже сновидения обретают реальность, - и, вглядываясь в его синяки на лице, добавил, чтобы он был осторожен, так как во сне ему привиделась «женщина» в чадре, причинившая Петрухе зло. Он попросил Петьку принести воды, а потом отправил его в дом таможенника, чтобы он попытался раздобыть оружие. А сам, смочив носовой платок, положил его на лоб и, прислонившись к стене спиной, стал привычно наговаривать письмо: Доброе утро, бесценная Екатерина Матвеевна! Вчера вечером у меня выдалась смешная минутка. Мы с новым другом немного повечеряли, омывая свои одежды в вине. Он принес чашу Джамшеда и мы по очереди заглядывали в нее.. Я слышал, что эта чаша принадлежала знаменитому царю востока, в которой он видел весь мир. Я тоже посмотрел на мир не мало и скажу, что никто не празднует так день как русские. Они обязательно, что-нибудь разобьют.. Ну и что с того, ведь мы то знаем что это к счастью. К сожалению, сосуд был разбит, когда мой друг высказал крамольную мысль, что человек не может сделать другого счастливым, но может сделать его несчастным. С этим утверждением я не мог согласиться и мы расстались..
Переворачивая красный платок прохладной стороной ко лбу, он вдруг вспомнил слова Абдуллы о «красном» терроре и игре, в которой он ограничен в своих действиях. Сухов торопливо извинился перед Екатериной Матвеевной и, сославшись на судьбу, что она у него такая непонятная, пальнул несколько раз в потолок и убедившись, что его желания не ограничены сверху, поспешил к морю помыть голову. Он сел на берегу и, наблюдая за игрой волн, пришел к выводу, что игра в природе - не метафора. Но, напротив, природа играет в самом изначальном смысле, а игры природных созданий – животных и людей, производны. А если игра, в которую он вовлечен, выводить из теснин только человеческих явлений, в качестве определенных событий, то почему он должен чего-то страшиться и пасовать перед теми, кто сам, возможно, не подразумевает о своей зависимости от других сил: «А стало быть - мне нужно быть только внимательным к звукам земли, под которой похоронено время», - подумал он и вошел в море играющих волн. Когда он вышел из воды, то заметил, что кто-то из арапешей спер его часы. Вначале Сухов расстроился, а потом подумал: Ну и черт с ними, пускай теперь тот у кого они находятся, познакомится с изнанкой прогресса и познает, что не все хорошо что блестит. И там, где берут верх часы, хронометры и точные механизмы, человеку остается все меньше времени для праздника жизни. Но там, где время измеряется ходом движения светил и звезд, там празднуют времена года – посева и урожая, рождения и смерти, как поминовения предков. И все это он празднует в радостной игре.
С чистой головой и обновленными мыслями Сухов подошел к дому Верещагина, откуда доносилась грустная песня о судьбе, в которой кому-то не везет в смерти, но повезет в любви. Это обо мне, - подумал он и прилег, чтобы дослушать песнь. В приятном томлении он неторопливо ковырялся пальцем в песке, его привлек гладкий, рыжий в крапинку камешек шпата. Припомнив свое детство и дразнилки друзей за конопушки на его лице, он небрежно бросил камушек в открытое окно. Верещагин говорил очередной тост за дружбу старых и новых русских. Камень попал в его пиалу и обрызгал бороду представителю закона. Он в недоумении достал непонятно откуда свалившийся с небес предмет, стряхнув с него капли, подумал что наступило время собирать камни. Верещагин перекрестился и залпом опрокинул чашу в рот.
Они были навеселе, когда Сухов предстал перед ними. На предложение хозяина выпить за знакомство, Сухов не отказался. Верещагин, зная от Петрухи о причине визита гостя, первый прервал незамысловатую застольную беседу: Знаю, что ты пришел за оружием.. Так вот, пулемет я дам, если возьмешь меня с собой, - бравируя, зычным голосом заявил Верещагин.
Быстрота, с какою Верещагин согласился пойти с Суховым вне зависимости от цвета идеалов, насторожила его и заставила задуматься; почему богатый дом, красивая жена и обеспеченная старость не стали сдерживающим фактором бывшего служащего царской армии, от внутренней агрессии, направленной во внешний мир: Значит, в его жизни что-то не так, подумал он и хотел задать Верещагину вопрос, но у него получилось нечто из Пушкина: Скажи-ка Павел, ведь недаром Москва сожженная пожаром французу отдана.. Тьфу ты, - сказал он сплюнув и подумал, что там наверху видно сильно перепили, что вкладывают в его уста такие странные слова, а может быть не хотят чтобы он стал задавать Верещагину ненужные вопросы.
А вот фиг вам, - сказал он вслух и задал вопрос таможне; зачем и почему мы – я и ты здесь находимся? Далее, Сухов пояснил, что имеет в виду страну и людей в которой легко замечается разница между их бедностью и обеспеченностью пришельцев.
Верещагин с перепою подумал, что речь идет об инжире, плодах фигового куста, которые как закуска не понравились гостю, стал объяснять, что нынче тяжело с хлебом.. Но Сухов перебил его и повторил свой вопрос.
- Не знаю, что ты хочешь от меня услышать, но я по крайней мере являюсь представителем закона, который несет цивилизованность, дисциплину и порядок, - ответил Верещагин. И в отместку Сухову за скользкий вопрос, выразил желание узнать, что он сам, со своею революцией несет этому народу.
- Не надо обижаться на меня, - миролюбиво заговорил Сухов, - может быть, я хочу больше разобраться в себе, чем поставить тебя в неудобное положение. А со своей стороны надеюсь, что несу этим людям свободу и прогресс..
- Ха! Эти басни будешь рассказывать своим братьям арапешам, - возмутился Верещагин и продолжил: Насколько мне известно, во имя свободы довольно часто совершались преступления против человечества. Для истории такая ситуация не нова – бедность и эксплуатация всегда были продуктами экономической свободы. Снова и снова людей освобождали по всему миру их хозяева и правители, но их новая свобода оборачивалась подчинением, причем не просто власти закона, но власти чуждого им закона. Что начиналось как подчинение силе, скоро становилось добровольным рабством, делающим рабство все более щедро вознаграждаемым и приятным. Потом человек начинает желать, что положено желать и, обретает свое умеренное счастье.
- Возможно ты прав, - согласился Сухов, - ибо наши права и свободы, которые мы желаем принести им, не будут для них благословением, потому что сами выросли на почве порабощения и сохранили знак своего рождения от мачехи. Мне кажется, - задумавшись, проговорил Сухов, - что такой союз свободы и рабства может лишить арапешей других, возможно лучших образов жизни, способных положить конец репрессивному отношению общества к природе и бытию человека. Может случиться так, что их культурная отсталость, несет в себе зародыши тех условий, которые повернут колесо прогресса в другую сторону. А перешагивание через стадию общества изобилия, может стать преимуществом опоздавших, в достижении истинно счастливого общества.
В этом месте Сухов прервал свою речь и, достав Книгу козырнул знаниями из нее, прочитав притчу о том, что может случиться и так, когда «первые будут последними, а последние станут первыми». Ибо, материально «бедное» общество, может быть, богато своей собственной историей и жизненной потенцией, которая защищает и расширяет жизнь. А процветание, которое арапеши возможно получат от нашей деятельности, приведет их к тому же результату – к тошнотворному образу жизни и появлению различных «героев нашего времени» и бунтарей, уставших от бесцельности жизни..
- Ты кого имеешь в виду, говоря о бунтарях, - хрипло пробасил Верещагин.
Чтобы оправдаться и не обидеть таможню, Сухов стал напрягать память и произносить характеристики литературных героях прошлого столетия, которые каждый день вкушая икру, халву и мед, теряли смысл в жизни. И почему то всегда в их числе оказывались те, которые не могли влюбиться в девицу, становились задиристыми, потом гибли и ударялись в пьянку. Последнее слова он не высказал вслух, но подумал, что обвинив Верещагина в пьянке, он обвинит самого себя и если попросит не пулемет, а что угодно – хотя бы плодов смоковницы, тогда условия игры в которую он вовлечен, соответственно должны измениться. Сухов поблагодарил хозяина за самогон и икру, и желая оставить у Верещагина хорошее впечатление, поинтересовался и похвалил рисунок, висящий на стене с изображением корабля и людей, веселящихся на судне. Верещагин удивился безвкусице красного командира и пояснил, что эту мазню он называет «кораблем «дураков» и висит она только потому, что нравится его жене. Эту картину он когда то конфисковал за неимением денег, у какого то суфия, который умиленно называл ее «свадебным кораблем».
На этой неоконченной мысли Верещагина Сухов встрепенулся и, отведя его в сторону, взял с него обещание, что сегодня он не отпустит от себя Петруху, даже если ему придется напоить его в стельку. А сам, ни под каким предлогом, не сядет ни на какое судно, даже если ему покажется, что он делает доброе дело. Верещагин налил Сухову на посошок, насыпал полные карманы просторных галифе инжира и отпустил, пообещав сберечь Петруху.

И был вечер и было утро – день седьмой. Арапеши долго искали Сухова, но его нигде не было. Кто-то предложил поискать его на лестнице пророков, потому что последний раз его видели там, одиноко сидящего на мраморной площадке. Это место старейшины арапешей называли исходным пунктом формирования проекта человека, где посредине плиты пола было выгравировано – «баашер ху шам», что буквально означало «там, где он находится». Арапеши всегда боялись наступать на эту лестницу, потому что как гласила легенда, на этом месте человек подвергается риску выпасть из своего бытия и попасть в чужое пространство. От середины площадки лестница уходила на десять ступеней вверх и десять ступеней вниз. Большая часть арапешей пошла вниз, предполагая, что после обильного возлияния вина, Сухов мог пойти и упасть только вниз. Другая, более мудрая часть арапешей, которая не осуждает мужей в том, что они избирают, пошла вверх. Через некоторое время на последней десятой ступени вторая группа обнаружила несколько листов, исписанной бумаги. Старый Улем, главенствующий над буквами, взял листки и стал читать вслух, вначале тихо, потом все громче по мере увеличения любопытствующих людей:
Дорогая Екатерина Матвеевна! Сегодня утром мне, почему-то вспомнилась наша первая встреча. Это был теплый субботний вечер. Я вышел за город, к реке и сел на лавочку возле административного здания, которое, когда-то было молитвенным домом. На флагштоке висел флаг из красного полотна, символизирующий новую жизнь. Ты подошла и села рядом со мной. Я спросил – нравится ли тебе красный цвет и ты ответила утвердительно, что сколько себя помнишь, всегда торговала багряницей. И еще подчеркнула, что флаг пошит твоими руками, из коллекции твоих тканей. В то время я еще не знал, какое значение этот цвет имел для первых христиан. Впрочем, это неважно, главное ты внимала моим словам, когда я говорил о революции и новой жизни, которую она несет людям. Потом мы долго гуляли по берегу реки, а ты много говорила о верности и любви. Ты боязливо призналась, что являешься христианкой и, прочитав отрывок из Евангелия, сказала мне: «Если вы признали меня верною, то войдите в дом мой и живите у меня». Меня не надо было долго убеждать. И если вначале я запал на слова о верности, то вскоре, ваша нежность затопила меня. На этой пажити мы и расстались. Вы сшили мне красную рубашку и отправили в мир утверждать дело революции. Насколько это получилось у меня, я много писал вам, но не чернилами на бумаге, а на скрижалях моего сердца. Но однажды, когда я скрупулезно подбирал слова, я заметил странную особенность, что слова устают и изнашиваются, как и люди. Это открытие разочаровало меня, потому что оно, относилось к моей революционной деятельности, которая в три дня в скитаниях по пустыне успела во мне созреть, состариться и умереть, как жезл, не помню какого пророка. И теперь, когда я произношу это слово, я вспоминаю эпизод из революционной практики французских товарищей. Как только «победила» она (революция), ее представители сразу начали расстреливать часы на городской башне. Это была неудачная попытка моих предшественников расстрелять и уничтожить ненавистное время. В молодости меня тоже раздражала его идиотская последовательность, но я расстреливал его из бутылок шампанского. Как оказалось, тоже неудачно. Зато я заметил, что именно за столом собираются и обретаются лучшие друзья. Так вот, после нескольких лет блуждания по пустыне, мне встретились странные люди, особенно один из них, которого я заочно воспринимал как заклятого врага. Его зовут Абдулла и он назвался «рабом» Божьим, как и ты, когда-то хвалилась этим званием. На мою обеспокоенность временем он сказал, что на пути к истине повенчался с самой жизнью и теперь его время измеряется седьмым днем – Субботой, которую он назвал святой, потому что в этот день Бог устраивает браки. Кстати, это и наш день встречи. Вначале я не понимал, по какому календарю он живет и все время путался между субботой – шестым днем недели, и седьмым днем – воскресением. Но он сказал, чтобы я не ломал голову над этим вопросом, а просто упразднил две несовершенные для бытия составляющие – прошлое и будущее. Утвердился в настоящем и поделил время на два рода – мужское и женское. Поделил и соединил, ибо когда оно разделено, то убивает человека, но когда соединяется мужское и женское, время становится вечностью и теряет свою власть. Далее, Абдулла пояснил, что необходимо различать время не в длительности, а в системе его использования. В такой системе, если время и имеет начало в прошлом, то только от разрушения Храма Сулеймана, который необходимо восстановить в настоящем. Как ты догадываешься, он говорит о нашем мудром Соломоне. А еще, говорил он, необходимо научиться воспринимать время как дар, который, если он воплощен в вечной Субботе остается и обуза исчезает, если она (Суббота) измеряется способностью человека отделять святое от будничного. В этот день человеку от его ребра даруется добавочная душа, которую он получает в канун Субботы и она сопровождает его по жизни. Поэтому день моего нового друга, как дни творения всегда начинается с вечера. С вечера он моется, тщательно стрижет ногти, ест щуку и все то, что поднимает жизненный «тонус». Впрочем, он не плохой мужик и совсем не против христиан, даже называет их братьями, которые по запарке потеряли свое пятое Евангелие и не смогли разглядеть благую весть о счастливом бытии мужчины и женщины, в его «зеленой» Книге. Он не в укор, а назидание сказал, что его братья немного зачумлены второстепенными вопросами – об именах, венках и царствах, и никак не могут разрешить древнюю загадку о том, чьею будет женщина в царстве небесном, если на земле имела семерых мужей. Абдулла ответил просто: на земле мужчина выбирает женщину, а на небе она будет выбирать мужчину по сердцу своему. И вот здесь, меня охватило беспокойство, которое пришлось устранить надеждой, что там для тебя, этим человеком буду я.
Никогда ранее не задумывался, что слово «революция» является женским родом и, очевидно поэтому сделала весь мир товарищами. Товарищем всего мира, она послала меня утверждать ее идеалы по всей земле, но не объяснила, что в случае удачного сотрудничества между товарищами обычно устанавливаются «либидиные» связи, которые определяют и продолжают отношения товарищей далеко за пределы войны и мира. Мой друг сказал, что каждая революция чего-нибудь стоит, если умеет защищать свое товарищество. И пояснил, что его главная война – это желание изнурять себя в любви, а будущему миру он напророчествовал превратиться в игру человеческих способностей, в которой происходит развитие основных инстинктов жизни. Я конечно не возражаю против товарищества всего мира, но очевидно невозможно дружить со всеми людьми сразу и поддерживать с ними подлинные, теплые связи. Но, как оказалось, сердце мое не выносит общего. Вообще то я не против товарищества и даже, не против господ, но я никогда не понимал, почему обращаясь к последним с «господской» приставкой, я невольно ставлю себя в положение холопа. На мое беспокойство по этому вопросу, мой друг громко назвал меня Федором и пояснил, что господами мы называем тех, чьи имена мы не знаем или не помним. Миром управляют не господа, а дети Пении и Пороса. Что это за дети, он мне не объяснил, а я постеснялся спросить. Все это так сложно для меня, что я вспомнил о нашем с тобой ложе, где ты назвала меня господином души. И я думаю, это правильно.
Еще хочу рассказать вам Екатерина Матвеевна о моих новых друзьях, которых я ласково называю Арапешами. Для них мир – это сад, который следует возделывать, но не для себя, не для гордости и тщеславия, не для накопления и стрижки купонов, но для того, чтобы могли расти бататы, капуста и конечно дети. В этой общине я не замечал конфликта между старыми и молодыми, а среди мужчин и женщин отсутствует даже намек на ревность и зависть. И все потому, что любопытно и чудно устроен их просторный дом. Дом, в котором присутствует много яркой и разнообразной любви, но большая и единственная любовь, как кажется мне, блуждает среди них еще не узнанной. Хотя, может случиться и так, что без этого опыта большая любовь становится неприметной. Когда я вернусь домой, то построю новый каменный дом, где мы будем жить счастливо. Но только не саманный, из соломы и глины как у арапешей, а из камня. Ведь я строитель по профессии. Об этой мечте я рассказал своему другу и он дал мне странный совет, чтобы я заложил в фундамент дома особый камень, который закладывали первые христиане в фундамент своих домов и церквей. Это тот самый камень, который отвергли мои христианские братья. Я спросил его, что это за камень и почему они сами не закладывают его в свои жилища. Он ответил, как мне кажется, невпопад: Если ты к женщине не испытал страсти и не познал огня, то ты один из камней пустыни. Странно, но в пустыне я не замечал камней..
А теперь, дорогая Екатерина Матвеевна! Я все-таки должен сказать о главном, что более всего беспокоит меня. Я долго думал говорить вам о том или нет, но если у нас сложились доверительные отношения, то считаю необходимым ввести вас в курс дела. Меня очень удивил и расстроил мой новый друг, утверждая, что я являюсь участником некой игры, вернее марионеткой хозяина, которого он назвал киношником. Так вот, этот «красный» колдун, сам будучи не главным, создал меня с другими товарищами по образу и подобию своему. И повесил на меня вину, что я на своем веку много убивал, а потому не смогу построить Храм нашей с тобой мечты. Ты наверно помнишь по своей Книге, что нечто подобное случилось с древним царем Давидом, который тоже много «убил» народу и ему было сказано, что этот Храм любви построит не он, а его сын Соломон. Что тоже неплохо. А потому береги нашего сына как зеницу ока от «сухого проклятья», как это делали мои предки. Вообще, в последние дни меня все чаще посещает, блуждающая тревога, которая настойчиво взывает к чувству вины за деяния, которые я не совершал. Эта вина прячется во мне, где-то глубоко, ожидая принять предъявленное мне обвинение. Я пробовал разобраться с этим чувством с помощью Книги, которую экспроприировал у книжника и пришел к выводу, что это чувство вины есть следствие той роли, которую сыграла религия, объявив человека виновным до его рождения. Не знаю, что там – в прошлом натворили первые люди, убили своего отца или нет? Но я не могу принять идею вечной вины от первого человека, только за то, что он взял плод из рук женщины. Насколько я понял историю знаменитого предка, он стал виновен именно за то, что обвинил Творца за женщину, которая ему дана для полноты и цельности жизни. С Женщиной по имени «Жизнь», он должен был обрести смысл своей жизни. Если история человечества представляет путь от безличности всего человечества - как целого, к семье и индивидуальным отношениям двух людей, то становится понятной вечный конфликт любви и смерти. Из такого конфликта произрастает чувство вины, достигающее во мне, таких высот одиночества, что делается невыносимым для меня. И еще, я заметил такую особенность, как только мои мысли начинают суетиться вокруг «матери» революции, то я начинаю удаляться от Вас дорогая Екатерина Матвеевна и, счастье пропорционально убывает во мне. Очевидно, правильно написано в Книге, что необходимо отлепиться от таких «родителей». А та религия, которую я слышал от проповедников морали, приучила спокойно относиться к вине и страданиям. Она наградила вину благословением, увековечила ее и не позволила ей разрешиться правдой на земле. А что будет разрешено на земле, будет разрешено на небесах – хорошо сказал мой друг Арапеш. И я не хочу, чтобы вина и боль стали моей судьбой. Поэтому для меня становится несомненным, что мое освобождение, связано с избавлением от чувства вины, способностью осознать, что более полное удовлетворение «либидиных» потребностей освобождает от вины и искусственно насаженного «первородного» греха. В этом должно было бы отразиться удовлетворение основных человеческих потребностей – примитивных в начале, многосторонне развитых и утонченных в последствии нашей встречи. В этом месте я говорю и о нашем с тобой – ложе, о котором я всегда помышлял, но которое слабо проявлялось в моих видениях, находившихся во власти красного колдуна. Я никогда не писал тебе об этом. Может быть стеснялся, а может быть ощущал запрет, исходящий от чуждого мне духа. Я пробовал создать изображение тахты, на которой мы занимались бы любовью, но безрезультатно. Вся пустота и голость ее существования была слишком очевидна и резала мой глаз. Для меня наше ложе, должно было быть всегда прикрыто покрывалом, стоять забытой в самой удаленной комнате и не бросаться в глаза. Как бы там ни было, но по совету нового друга я перестал задаваться вопросами об оттенках белого и красного цветов, противопоставлять правое левому, где хорошие не хороши и плохие не плохи, потому что все одинаковы в хозяйстве Творца. Во все времена именно в пустыне испытывался и мужал человек. Мой опыт подсказывает мне, что вину можно искупить свободой, а избавиться от вины «грехопадения» - перестать различать добро и зло в русле катехизиса, сделавшего меня атеистом бытия. Это конечно не значит, что я должен прилепиться к злу и перестать стремиться к добру. Но стыдливость Адама и его порыв прикрыть свое «хозяйство» фиговым листком, стало первым следствием его падения в грех и отпадением от Духа. Мне думается, что когда человек вместо единственного и основного вопроса бытия, принимается за различение добра и зла, справедливости и несправедливости, и прочей болтливости, тогда он испытывает падение в грех, как возможность промахнуться мимо цели и обустроить свое бытие достойным образом. Испытания старика Иова, о которых мне начитывала моя мать из Книги, длились до тех пор, пока он не перестал искать справедливости и нашел еще более наполненную смыслом жизнь. Поэтому я уверен, что навязанный мне «первородный» грех, отлетит с меня как осенний лист, как только я встречусь с тобой и вкушу «спелые» плоды от древа жизни и, перестану смаковать кислый и незрелый плод от своих куцых думок головы, доставшихся мне от архаического сознания наших предков. Потому что у них, в объяснении вины, просто не было мыслительного пространства нашего предпоследнего времени. А жить с совестью приспособленца, отягощенного виной, я не желаю. И тех товарищей, которые сидят «на верху» и навязывают мне правила старой игры, где прошлое господствует над настоящим, а настоящее квасится в революционно-экономических фантазиях будущего, мне придется упразднить своей волей к новой жизни. Только бы мне хватило сил устоять на «стеклянном море, смешанного с огнем, победить зверя и образ его, начертание и число имени его на моем челе». Выйти из игры со старыми правилами я склоняюсь еще и потому, что ставшие мне милыми и дорогими друзьями: красноармеец Петька и его брачная думка - Гюльчатай; апостол закона, но хороший семьянин Павел Верещагин и Абдулла, должны погибнуть и умереть ради моего революционного триумфа. Эти подтверждения я замечаю в своих видениях, проявляющихся между дремотой и явью, простирающейся не дальше миражей пустыни.
И вот сейчас, сижу я на лестнице времен пророка Исайи, по которой когда-то солнце опустилось на десять ступеней вниз, повернув историю вспять, и думаю - опуститься ли мне? Но тогда я опять окажусь служивым и несвободным при каком-нибудь простоватом народном вожде, который никогда не сомневается в своей правоте и всегда знает прямой путь к лучшей жизни. А если пойду вверх по ступеням, то окажусь в новом времени, в том начале, где когда то я встретился с вами разлюбезная Екатерина Матвеевна. И от этого у меня дух захватывает, словно кто из пушки стреляет. И потому, пускай до времени я являюсь представителем чьего-то воображения, но ведь вы несравненная Екатерина Матвеевна – творение моего духа, которое однажды оживет и возрадуется нашей встрече. Только бы вы узнали меня! Ради этого я надену красную рубашку, которую сшили ваши руки. Многое еще хотелось написать вам разлюбезная Екатерина Матвеевна, но не хочу на бумаге чернилами. А надеюсь придти к вам вскоре и говорить уста к устам, чтобы радость наша была полна и совершенна.
Неизменно Ваш – Федор Сухов.


Ответить