Поговорим о Любви
Поговорим о Любви
phpBB [media]
Поговорим о Любви
Варила Фея жизни эликсир…
С кастрюлькой возле печки колдовала –
Взяла от неба – ясный взгляд на мир,
Тепло – от солнца… показалось мало…
Просила ветер, чтоб принёс ей с гор –
От камня – силу, прочность и надёжность…
И нарушая древний договор,
У огонька забрала осторожность…
Добавила романтики морской,
Всё сдобрила отменною приправой –
Чуть-чуть нахальства… минимум – покой,
На острие ножа буквально, славы…
Варила долго… крепкий аромат
Над всей землёю нашей растекался…
И каждый, эликсиру был бы рад,
И каждый грезил – хоть бы мне достался…
Разбойник ветер варево разнёс
Во все края… и в уголочке каждом,
Раздал по капле, в виде белых рос
Мужчинам гордым, верным и отважным…
И стал Мужчина Женщину беречь,
Опорой стал… клал розы к изголовью,
Забрал невзгоды с хрупких женских плеч...
И это называется – Любовью!
Автор: мне неизвестен
Поговорим о Любви
Я позову Тебя с собой в страну Любви...
Там Райский сад,там птицы дивны... кругом цветы.
Переплетём Мы наши Судьбы Навсегда...
Свою Любовь мы пронесём через года.
Никто не сможет помешать нам вместе быть
Никто не сможет нас с тобою разлучить...
Ведь силы нет такой чтоб разлучить Любовь
Нашу Любовь с Тобой!
Там Райский сад,там птицы дивны... кругом цветы.
Переплетём Мы наши Судьбы Навсегда...
Свою Любовь мы пронесём через года.
Никто не сможет помешать нам вместе быть
Никто не сможет нас с тобою разлучить...
Ведь силы нет такой чтоб разлучить Любовь
Нашу Любовь с Тобой!
phpBB [media]
Поговорим о Любви
Радоваться в одиночку грустно...
Это будет радость, но не та.
Друг-подруга рядом все же лучше,
Чем безликая, немая пустота.
Друг разделит радость, друг поддержит
И в беде, когда она придет.
Друг подарит, когда надо, нежность.
Если едет крыша – он поймет.
Если будет плохо – сядет рядом,
Молча кружку чая принесет.
Когда душу отравили ядом,
Посидит и скажет: “Все пройдет..”
Быть с бедой с глазу на глаз опасно,
Радоваться тоже. Слышишь стук?-
Радоваться в одиночку грустно -
Хорошо, когда с тобою друг.
Это будет радость, но не та.
Друг-подруга рядом все же лучше,
Чем безликая, немая пустота.
Друг разделит радость, друг поддержит
И в беде, когда она придет.
Друг подарит, когда надо, нежность.
Если едет крыша – он поймет.
Если будет плохо – сядет рядом,
Молча кружку чая принесет.
Когда душу отравили ядом,
Посидит и скажет: “Все пройдет..”
Быть с бедой с глазу на глаз опасно,
Радоваться тоже. Слышишь стук?-
Радоваться в одиночку грустно -
Хорошо, когда с тобою друг.
phpBB [media]
Поговорим о Любви
Легкой волною добра и покоя,
Сказочным бризом далекого лета,
Утренним солнцем, над тихой рекою,
Душу мою ты наполнила светом.
Дождь барабанил по стеклам и крышам,
Свет фонарей разливался по лужам,
Музыку сердца я дивную слышал,
И отступала душевная стужа.
Два человека, блуждая, как дети,
В мире тумана, дождей и ненастья,
Встретили лучшее чудо на свете,
Сердце открыв, для Надежды и Счастья!
Ветер играл на трубе серенаду,
Страсти огонь разливался повсюду,
Души шептали: «Все будет, как надо:
Вера, Любовь и Надежда на Чудо!»
Сергей Небольсин
Поговорим о Любви
Про Юру и Цилю
Ежи Белецкий был одним из тех людей, что нигде не пропадут. Ежи Белецкий был одним из тех немногих, кому удалось бежать из Освенцима. Ежи Белецкий был единственным, кто сделал это открыто, через дверь, и в компании дамы сердца. 21 июня 1944 года заключенный № 243 Ежи Белецкий и заключенная № 29558 Циля Цибульская вышли из ворот Освенцима и неспеша удалились в неизвестном направлении.
Ниже я просто привожу (и перевожу) отличную статью агентства The Associated Press о Ежи и Циле, опубликованную пару лет назад, с моими попутными комментариями из других источников.
Чем ближе к воротам,
тем увереннее он был, что его застрелят
21-е июня 1944 года. Ежи Белецкий, переодетый офицером СС, среди бела дня ведёт через концлагерь Освенцим свою подружку - еврейку Цилю Цибульскую. Колени его подгибаются от страха, а он при этом с суровым видом твердо шагает по длинной, посыпанной гравием дорожке к пропускному пункту.
Часовой хмуро смотрит в их фальшивый пропуск, затем долго, кажется, целую вечность пристально изучает обоих – и, наконец, произносит волшебные слова: «Ja, danke» – и выпускает Ежи и Цилю на свободу.
Узники Освенцима мрачно шутили, что сбежать оттуда можно только через дымоход. Наша пара оказалась в числе тех немногих, кому удалось проскользнуть в боковую дверь.
Двадцатитрехлетний Ежи Белецкий был поляком, католиком, хорошо владел немецким и пользовался в лагере относительно привилегированным положением. (В статье «Ассошиэйтед пресс» не сказано, но все «старики» были на относительно привилегированном положении, а в начале-то срока над ними так еще издевались. Ежи в своих воспоминаниях рассказывает, как в 1940-м заключенных поляков гоняли целыми днями вокруг бараков «упражняться» бегом, прыжками, вприсядку, на четвереньках и ползком, как били и заставляли петь бравые песни, как самого Ежи избили до дыры в щеке – А.А.). Вот этим-то относительно привилегированным положением и воспользовался Ежи, чтобы провернуть дерзкий план спасения своей возлюбленной, обреченной на верную гибель.
«Это была большая любовь» – вспоминает ныне восьмидесятидевятилетний Белецкий в беседе у себя дома в небольшом южном городке в 55-ти милях (в 85-ти километрах) от Освенцима (городок Новы Тарг – А.А.). «Мы строили планы, как мы поженимся и будем жить долго и счастливо».
Ежи попал в Освенцим в апреле 1940-го, когда немцы по ошибке арестовали его как участника сопротивления. (На самом деле он просто хотел сбежать на юг в Венгрию, и его поймали на границе – А.А.). Ему присвоили номер 243 и отправили работать на склад, где можно было иногда подкормиться. (Не совсем так. Сперва они целыми днями «упражнялись», потом рыли канавы на строительстве дороги, потом Ежи работал механиком, где свел знакомство с немцем и в сентябре 43-го по блату был определен на зернохранилище – А.А.). Через два года в Освенцим начали привозить евреев целыми поездами. Большинство их тут же отводили в газовые камеры Биркенау, и только малую толику оставляли работать в ужасных условиях – возможность отсрочить смерть.
В сентябре 1943-го Белецкого распределили на зернохранилище. Другой заключенный как раз показывал ему будущее место его работы, как вдруг дверь распахнулась и вошла группа девушек. «Мне показалось, что одна из них, хорошенькая и темноволосая, мне подмигнула», - улыбаясь, вспоминает об этом Ежи. Это была Циля – ее только что распределили сюда же зашивать рваные мешки. Так зернохранилище стало местом их частых коротких свиданий, они подружились, а затем и полюбили друг друга. В своих воспоминаниях, составленных в 1983-м году для мемориала в Освенциме, Циля Цибульская пишет, что во время этих свиданий они рассказали друг другу о себе всё, и что «каждая встреча была для нас настоящим событием».
Цилю Цибульскую, ее родителей, двух братьев и младшую сестру привезли в Освенцим из гетто в Ломже, что на севере Польши, в январе 1943 года. Родителей и сестренку сразу же отправили в газовую камеру, а Цилю и братьев признали годными к работе. Уже к сентябрю двадцатидвухлетняя Циля Цибульская, лагерный номер 29558 на левом предплечье, осталась совсем одна.
Любовь цвела (В статье прямо так и написано, я не виновата – А.А.), и Ежи принялся разрабатывать дерзкий план побега. (Он был на всю голову влюблен, конечно. Потому что самому ему бежать было ни к чему, он и так хорошо устроился, дотянул бы до конца войны - как пить дать. Марш смерти он вряд ли мог предвидеть, но, думаю, что и это бы выдержал. Циля – другое дело, сколько еще она протянет в Освенциме? Да и в любом случае, ваша возлюбленная – узница концлагеря, если вас это устраивает, чего тогда стоит ваша любовь? – А.А.).
Приятель-поляк, работавший на складе униформы, добыл для Ежи полный комплект эсэсовской формы и пропуск на имя роттенфюрера Гельмута Штехлера. (В Освенциме говорили «организовал», приятеля звали Тадеуш Сроги, и заняло это у него несколько недель, а до того он еще несколько недель не мог решиться. Кроме того, пропуска были разного цвета, цвет менялся каждые несколько дней, поэтому Ежи напечатал себе в местной типогафии разноцветных фальшивок в нескольких экземплярах (!). За свой немецкий Ежи не боялся, он хорошо говорил, а разные акценты там были у многих эсэсовцев, и он всегда мог сойти за фольксдойче – А.А.). При помощи ластика и карандаша Ежи изменил в пропуске фамилию «Штехлер» на «Штейнер» на случай, если часовой знаком с настоящим Штехлером, и заполнил пропуск, вписав в него, что из лагеря выводится заключенная для полицейского допроса на соседней станции (в Буды – А.А.). Кроме того он достал немного еды, бритву для себя и ботинки и свитер для Цили.
Он кратко изложил ей свой план: «Завтра за тобой придет эсэсовец и заберет на допрос. Этим эсэсовцем буду я».
На следующий день после полудня одетый в украденную униформу Ежи явился в помещение прачечной, куда перевели на работу Цилю (по другому источнику – в пошивочный цех – А.А.). Обливаясь холодным потом, он потребовал у немецкого надзирателя выдать ему заключенную (их было двое – капо и эсэсовка, Ежи сказал им, что он из гестапо, дал им бумажку с номером заключенной, и ему привели Цилю. До вечерней поверки оставалось четыре часа – А.А.). Он вывел ее из барака на длинную дорожку, ведущую к боковым воротам, охранявшимся сонным эсэсовцем («Heil Hitler! Oberscharführer! Eins, eins nach Budy und zurück» - А.А.) – и на свободу.
Первые шаги на свободе
Первые шаги на свободе, страх быть застреленным еще не отпустил: «У меня болел позвоночник, я спиной чуял – вот-вот будет выстрел». Но когда он, наконец, оглянулся, часовой был по-прежнему в будке. Они перешли дорогу, до темноты укрылись подальше в полях в густом кустарнике, и вечером пустились в путь.
«Идти через поля и леса было очень тяжело, я вообще не привыкла так много и быстро ходить», – вспоминает Циля в отчете для музея Освенцима, ее цитирует Ежи Белецкий в книге своих воспоминаний «Кто спасет одну жизнь...». «Вдали от каких-либо поселений приходилось пересекать реки вброд, – пишет она. – Когда было глубоко... Юрик переносил меня на руках». Был момент, когда она больше не могла идти и попросила его оставить ее. «Юрик не слушал и только повторял: «Мы бежали вместе и вместе пойдем дальше» - пишет она, называя Ежи уменьшительно по-польски (Тут всё совсем просто: Ежи, он же Егор, он же Юра. Но Юрик и Юрочка, как она его называла – ведь по-русски? Один раз они постучались в чей-то дом, женский глос за дверью спросил по-немецки: «Herman bist du da?» – и они пустились прочь со всех ног. Другой раз посреди ночи они наткнулись на немецкий патруль. Эсэсовская форма не слишком помогла – немцы заподозрили неладное, но Ежи с Цилей опять удалось бежать. На седьмой день Ежи решил еще раз попытать удачу, подошел в поле к фермеру и обратился к нему с просьбой: «Господин, помогите мне... я прячусь тут у вас в овсе... я поляк и добрый христианин, бежал из лагеря под Вроцлавом, пробираюсь в Краков. Помогите мне, господин, пожалуйста...». Мужик был сперва слегка огорошен, но потом велел Ежи сидеть тихо до вечера и в темноте подойти к его дому. Как-то слишком легко всё это показалось, но через несколько часов Ежи решил, что если бы мужик донес на них в полицию, их бы уже вовсю тут искали. Наконец, поздно вечером он решился подойти к дому фермера. Оказалось, что там для него был приготовлен ужин, и Ежи, быстро войдя в доверие к хозяевам, спросил, нельзя ли ему привести в их дом «сестру», ожидавшую в поле. Поели, отдохнули – и продолжили путь - А.А.).
Девять ночей они шли под покровом темноты, пока не добрались до дома дяди Ежи Белецкого в деревне под Краковом (его имя - Ян Маруса - А.А.). В том же доме проживала и мать Ежи, и она была вне себя от радости, увидев сына живым, пусть и изможденным после четырех лет в Освенциме. Набожная католичка, она, однако, была категорически против его женитьбы на еврейке: «Как вы будете жить? Как будете воспитывать детей?».
Цилю спрятали от нацистов на соседней ферме (старого фермера звали Черник – А.А.), а Ежи ушел в укрытие в Кракове. Они посчитали, что так у них больше шансов остаться на свободе, но это решение оказалось роковым. (Сперва они жили у Яна Марусы, потом у другого дяди Ежи, которого звали Леон Банасяк, потом поползли слухи, и Банасяк предупредил Ежи: «Птички вовсю поют, что вы сбежали из Освенцима, и что Циля – еврейка» - и тогда пара согласилась на время расстаться – А.А.). Свою последнюю ночь они провели в саду под грушевым деревом, прощаясь и обещая друг другу встретиться сразу же после войны.
В январе 1945-го, когда советская армия прокатилась сквозь Краков, Ежи Белецкий покинул укрытие и 25 миль (40 километров) шел пешком по заснеженным дорогам на ферму к Циле.
Он опоздал на четыре дня
Циля, не зная, что местность, где она пряталась, освободили на три недели раньше Кракова, отчаялась ждать. Она решила, что «Юрочка» то ли погиб, то ли забыл о ней. («Бедняжка, она так ждала, каждый день бегала на вершину холма, всё высматривала тебя.» - А.А.). Она села в поезд, идущий в Варшаву, надеясь отыскать там адрес своего американского дяди. В поезде она познакомилась с Давидом Захаровицем, за которого позже вышла замуж. Они отправились в Швецию, а оттуда в Нью-Йорк, где с помощью цилиного дядюшки открыли ювелирное дело. Давид Захаровиц умер в 1975 году.
Ежи Белецкий тоже завел семью и стал директором училища автомехаников. Он ничего не знал о Циле и понятия не имел, где ее искать. (в книге иерусалимского историка Катастрофы Мордехая Палдиэля «Праведники Мира» говорится, что Ежи получил письмо от родных с извещением о том, что Циля умерла в больнице в Стокгольме, а Циля в Стокгольме получила письмо из Польши о том, что Ежи сражался в партизанском отряде и не вернулся из боя. Оба письма отправила добрая тетя Черник – А.А.).
«Юрочка, это я, твоя Циля...»
В своих воспоминаниях Циля говорит о том, как все эти годы ее преследовало желание вернуться в Польшу, в родной город, и найти Юрика, если он жив. И по чистой случайности ее желание исполнилось. (Дальше в тексте «Ассошиэйтед пресс» ошибка, поэтому я лучше своими словами. В 1982-м году горничная-полячка рассказала Циле, что видела по польскому ТВ передачу о побеге из Освенцима, и что герой передачи – жив-здоров, и что девушку, вместе с которой он бежал, звали Циля Цибульская – А.А.). Циля выяснила номер его телефона, и в одно прекрасное майское утро 1983-го года в квартире Белецких раздался звонок.
«Я услышал не то смех, не то плач, и женский голос произнес: «Юрочка, это я, твоя Циля»...
Циля и Юра, встреча в Польше в 1983 году
Спустя несколько недель они встретились в краковском аэропорту. Ежи принес 39 красных роз – по одной за каждый год, проведенный в разлуке. Она еще не раз приезжала к нему в Польшу, вместе они посетили мемориал в Освенциме, семью фермера, прятавшего Цилю, и другие памятные им места. «Любовь вернулась. Циля твердила: оставь жену, уедем вместе в Америку. Она много плакала, когда я ответил: «Смотри, у меня такие славные дети, у меня сын – разве я могу с ними так поступить?».
Ежи Белецкий: «Осталась только память...»
Она вернулась в Америку и написала ему: «Юрик, я не приеду больше».
Они больше никогда не виделись, и она не отвечала на его письма. Циля Цибульская умерла в Нью- Йорке в 2002-м году. Ежи Белецкий умер 20 октября 2011 года, ему было 90 лет.
В 1985-м году институт «Яд ва-Шем» в Иерусалиме присвоил Ежи Белецкому звание Праведника народов мира за спасение Цили Цибульской. Отчет о побеге и последующих событиях, хранящийся в «Яд ва-Шем», совпадает с рассказом Ежи Белецкого в беседе с корреспондентом The Associated Press.
«Я очень, очень любил Цилю. После войны я иногда плакал от того, что ее нет со мной. Она снилась мне по ночам, и я просыпался в слезах. Судьба решила за нас, но я всё совершил бы снова».
Источники:
Статья The Associated Press: http://www.cbsnews.com/stories/2010...in6695334.shtml" onclick="window.open(this.href);return false;
Mordecai Paldiel, «The Righteous Among the Nations: Rescuers of Jews During the Holocaust», ISBN: 9780061151125
Jerzy Bielecki, «Kto ratuje jedno życie: pamie̜tnik z Oświe cimia» (этой книги у меня нет, я читала отрывки в переводе на английский – А.А.).Анастасия Альпер, Брант-Рок, Массачусеттс
Ежи Белецкий был одним из тех людей, что нигде не пропадут. Ежи Белецкий был одним из тех немногих, кому удалось бежать из Освенцима. Ежи Белецкий был единственным, кто сделал это открыто, через дверь, и в компании дамы сердца. 21 июня 1944 года заключенный № 243 Ежи Белецкий и заключенная № 29558 Циля Цибульская вышли из ворот Освенцима и неспеша удалились в неизвестном направлении.
Ниже я просто привожу (и перевожу) отличную статью агентства The Associated Press о Ежи и Циле, опубликованную пару лет назад, с моими попутными комментариями из других источников.
Чем ближе к воротам,
тем увереннее он был, что его застрелят
21-е июня 1944 года. Ежи Белецкий, переодетый офицером СС, среди бела дня ведёт через концлагерь Освенцим свою подружку - еврейку Цилю Цибульскую. Колени его подгибаются от страха, а он при этом с суровым видом твердо шагает по длинной, посыпанной гравием дорожке к пропускному пункту.
Часовой хмуро смотрит в их фальшивый пропуск, затем долго, кажется, целую вечность пристально изучает обоих – и, наконец, произносит волшебные слова: «Ja, danke» – и выпускает Ежи и Цилю на свободу.
Узники Освенцима мрачно шутили, что сбежать оттуда можно только через дымоход. Наша пара оказалась в числе тех немногих, кому удалось проскользнуть в боковую дверь.
Двадцатитрехлетний Ежи Белецкий был поляком, католиком, хорошо владел немецким и пользовался в лагере относительно привилегированным положением. (В статье «Ассошиэйтед пресс» не сказано, но все «старики» были на относительно привилегированном положении, а в начале-то срока над ними так еще издевались. Ежи в своих воспоминаниях рассказывает, как в 1940-м заключенных поляков гоняли целыми днями вокруг бараков «упражняться» бегом, прыжками, вприсядку, на четвереньках и ползком, как били и заставляли петь бравые песни, как самого Ежи избили до дыры в щеке – А.А.). Вот этим-то относительно привилегированным положением и воспользовался Ежи, чтобы провернуть дерзкий план спасения своей возлюбленной, обреченной на верную гибель.
«Это была большая любовь» – вспоминает ныне восьмидесятидевятилетний Белецкий в беседе у себя дома в небольшом южном городке в 55-ти милях (в 85-ти километрах) от Освенцима (городок Новы Тарг – А.А.). «Мы строили планы, как мы поженимся и будем жить долго и счастливо».
Ежи попал в Освенцим в апреле 1940-го, когда немцы по ошибке арестовали его как участника сопротивления. (На самом деле он просто хотел сбежать на юг в Венгрию, и его поймали на границе – А.А.). Ему присвоили номер 243 и отправили работать на склад, где можно было иногда подкормиться. (Не совсем так. Сперва они целыми днями «упражнялись», потом рыли канавы на строительстве дороги, потом Ежи работал механиком, где свел знакомство с немцем и в сентябре 43-го по блату был определен на зернохранилище – А.А.). Через два года в Освенцим начали привозить евреев целыми поездами. Большинство их тут же отводили в газовые камеры Биркенау, и только малую толику оставляли работать в ужасных условиях – возможность отсрочить смерть.
В сентябре 1943-го Белецкого распределили на зернохранилище. Другой заключенный как раз показывал ему будущее место его работы, как вдруг дверь распахнулась и вошла группа девушек. «Мне показалось, что одна из них, хорошенькая и темноволосая, мне подмигнула», - улыбаясь, вспоминает об этом Ежи. Это была Циля – ее только что распределили сюда же зашивать рваные мешки. Так зернохранилище стало местом их частых коротких свиданий, они подружились, а затем и полюбили друг друга. В своих воспоминаниях, составленных в 1983-м году для мемориала в Освенциме, Циля Цибульская пишет, что во время этих свиданий они рассказали друг другу о себе всё, и что «каждая встреча была для нас настоящим событием».
Цилю Цибульскую, ее родителей, двух братьев и младшую сестру привезли в Освенцим из гетто в Ломже, что на севере Польши, в январе 1943 года. Родителей и сестренку сразу же отправили в газовую камеру, а Цилю и братьев признали годными к работе. Уже к сентябрю двадцатидвухлетняя Циля Цибульская, лагерный номер 29558 на левом предплечье, осталась совсем одна.
Любовь цвела (В статье прямо так и написано, я не виновата – А.А.), и Ежи принялся разрабатывать дерзкий план побега. (Он был на всю голову влюблен, конечно. Потому что самому ему бежать было ни к чему, он и так хорошо устроился, дотянул бы до конца войны - как пить дать. Марш смерти он вряд ли мог предвидеть, но, думаю, что и это бы выдержал. Циля – другое дело, сколько еще она протянет в Освенциме? Да и в любом случае, ваша возлюбленная – узница концлагеря, если вас это устраивает, чего тогда стоит ваша любовь? – А.А.).
Приятель-поляк, работавший на складе униформы, добыл для Ежи полный комплект эсэсовской формы и пропуск на имя роттенфюрера Гельмута Штехлера. (В Освенциме говорили «организовал», приятеля звали Тадеуш Сроги, и заняло это у него несколько недель, а до того он еще несколько недель не мог решиться. Кроме того, пропуска были разного цвета, цвет менялся каждые несколько дней, поэтому Ежи напечатал себе в местной типогафии разноцветных фальшивок в нескольких экземплярах (!). За свой немецкий Ежи не боялся, он хорошо говорил, а разные акценты там были у многих эсэсовцев, и он всегда мог сойти за фольксдойче – А.А.). При помощи ластика и карандаша Ежи изменил в пропуске фамилию «Штехлер» на «Штейнер» на случай, если часовой знаком с настоящим Штехлером, и заполнил пропуск, вписав в него, что из лагеря выводится заключенная для полицейского допроса на соседней станции (в Буды – А.А.). Кроме того он достал немного еды, бритву для себя и ботинки и свитер для Цили.
Он кратко изложил ей свой план: «Завтра за тобой придет эсэсовец и заберет на допрос. Этим эсэсовцем буду я».
На следующий день после полудня одетый в украденную униформу Ежи явился в помещение прачечной, куда перевели на работу Цилю (по другому источнику – в пошивочный цех – А.А.). Обливаясь холодным потом, он потребовал у немецкого надзирателя выдать ему заключенную (их было двое – капо и эсэсовка, Ежи сказал им, что он из гестапо, дал им бумажку с номером заключенной, и ему привели Цилю. До вечерней поверки оставалось четыре часа – А.А.). Он вывел ее из барака на длинную дорожку, ведущую к боковым воротам, охранявшимся сонным эсэсовцем («Heil Hitler! Oberscharführer! Eins, eins nach Budy und zurück» - А.А.) – и на свободу.
Первые шаги на свободе
Первые шаги на свободе, страх быть застреленным еще не отпустил: «У меня болел позвоночник, я спиной чуял – вот-вот будет выстрел». Но когда он, наконец, оглянулся, часовой был по-прежнему в будке. Они перешли дорогу, до темноты укрылись подальше в полях в густом кустарнике, и вечером пустились в путь.
«Идти через поля и леса было очень тяжело, я вообще не привыкла так много и быстро ходить», – вспоминает Циля в отчете для музея Освенцима, ее цитирует Ежи Белецкий в книге своих воспоминаний «Кто спасет одну жизнь...». «Вдали от каких-либо поселений приходилось пересекать реки вброд, – пишет она. – Когда было глубоко... Юрик переносил меня на руках». Был момент, когда она больше не могла идти и попросила его оставить ее. «Юрик не слушал и только повторял: «Мы бежали вместе и вместе пойдем дальше» - пишет она, называя Ежи уменьшительно по-польски (Тут всё совсем просто: Ежи, он же Егор, он же Юра. Но Юрик и Юрочка, как она его называла – ведь по-русски? Один раз они постучались в чей-то дом, женский глос за дверью спросил по-немецки: «Herman bist du da?» – и они пустились прочь со всех ног. Другой раз посреди ночи они наткнулись на немецкий патруль. Эсэсовская форма не слишком помогла – немцы заподозрили неладное, но Ежи с Цилей опять удалось бежать. На седьмой день Ежи решил еще раз попытать удачу, подошел в поле к фермеру и обратился к нему с просьбой: «Господин, помогите мне... я прячусь тут у вас в овсе... я поляк и добрый христианин, бежал из лагеря под Вроцлавом, пробираюсь в Краков. Помогите мне, господин, пожалуйста...». Мужик был сперва слегка огорошен, но потом велел Ежи сидеть тихо до вечера и в темноте подойти к его дому. Как-то слишком легко всё это показалось, но через несколько часов Ежи решил, что если бы мужик донес на них в полицию, их бы уже вовсю тут искали. Наконец, поздно вечером он решился подойти к дому фермера. Оказалось, что там для него был приготовлен ужин, и Ежи, быстро войдя в доверие к хозяевам, спросил, нельзя ли ему привести в их дом «сестру», ожидавшую в поле. Поели, отдохнули – и продолжили путь - А.А.).
Девять ночей они шли под покровом темноты, пока не добрались до дома дяди Ежи Белецкого в деревне под Краковом (его имя - Ян Маруса - А.А.). В том же доме проживала и мать Ежи, и она была вне себя от радости, увидев сына живым, пусть и изможденным после четырех лет в Освенциме. Набожная католичка, она, однако, была категорически против его женитьбы на еврейке: «Как вы будете жить? Как будете воспитывать детей?».
Цилю спрятали от нацистов на соседней ферме (старого фермера звали Черник – А.А.), а Ежи ушел в укрытие в Кракове. Они посчитали, что так у них больше шансов остаться на свободе, но это решение оказалось роковым. (Сперва они жили у Яна Марусы, потом у другого дяди Ежи, которого звали Леон Банасяк, потом поползли слухи, и Банасяк предупредил Ежи: «Птички вовсю поют, что вы сбежали из Освенцима, и что Циля – еврейка» - и тогда пара согласилась на время расстаться – А.А.). Свою последнюю ночь они провели в саду под грушевым деревом, прощаясь и обещая друг другу встретиться сразу же после войны.
В январе 1945-го, когда советская армия прокатилась сквозь Краков, Ежи Белецкий покинул укрытие и 25 миль (40 километров) шел пешком по заснеженным дорогам на ферму к Циле.
Он опоздал на четыре дня
Циля, не зная, что местность, где она пряталась, освободили на три недели раньше Кракова, отчаялась ждать. Она решила, что «Юрочка» то ли погиб, то ли забыл о ней. («Бедняжка, она так ждала, каждый день бегала на вершину холма, всё высматривала тебя.» - А.А.). Она села в поезд, идущий в Варшаву, надеясь отыскать там адрес своего американского дяди. В поезде она познакомилась с Давидом Захаровицем, за которого позже вышла замуж. Они отправились в Швецию, а оттуда в Нью-Йорк, где с помощью цилиного дядюшки открыли ювелирное дело. Давид Захаровиц умер в 1975 году.
Ежи Белецкий тоже завел семью и стал директором училища автомехаников. Он ничего не знал о Циле и понятия не имел, где ее искать. (в книге иерусалимского историка Катастрофы Мордехая Палдиэля «Праведники Мира» говорится, что Ежи получил письмо от родных с извещением о том, что Циля умерла в больнице в Стокгольме, а Циля в Стокгольме получила письмо из Польши о том, что Ежи сражался в партизанском отряде и не вернулся из боя. Оба письма отправила добрая тетя Черник – А.А.).
«Юрочка, это я, твоя Циля...»
В своих воспоминаниях Циля говорит о том, как все эти годы ее преследовало желание вернуться в Польшу, в родной город, и найти Юрика, если он жив. И по чистой случайности ее желание исполнилось. (Дальше в тексте «Ассошиэйтед пресс» ошибка, поэтому я лучше своими словами. В 1982-м году горничная-полячка рассказала Циле, что видела по польскому ТВ передачу о побеге из Освенцима, и что герой передачи – жив-здоров, и что девушку, вместе с которой он бежал, звали Циля Цибульская – А.А.). Циля выяснила номер его телефона, и в одно прекрасное майское утро 1983-го года в квартире Белецких раздался звонок.
«Я услышал не то смех, не то плач, и женский голос произнес: «Юрочка, это я, твоя Циля»...
Циля и Юра, встреча в Польше в 1983 году
Спустя несколько недель они встретились в краковском аэропорту. Ежи принес 39 красных роз – по одной за каждый год, проведенный в разлуке. Она еще не раз приезжала к нему в Польшу, вместе они посетили мемориал в Освенциме, семью фермера, прятавшего Цилю, и другие памятные им места. «Любовь вернулась. Циля твердила: оставь жену, уедем вместе в Америку. Она много плакала, когда я ответил: «Смотри, у меня такие славные дети, у меня сын – разве я могу с ними так поступить?».
Ежи Белецкий: «Осталась только память...»
Она вернулась в Америку и написала ему: «Юрик, я не приеду больше».
Они больше никогда не виделись, и она не отвечала на его письма. Циля Цибульская умерла в Нью- Йорке в 2002-м году. Ежи Белецкий умер 20 октября 2011 года, ему было 90 лет.
В 1985-м году институт «Яд ва-Шем» в Иерусалиме присвоил Ежи Белецкому звание Праведника народов мира за спасение Цили Цибульской. Отчет о побеге и последующих событиях, хранящийся в «Яд ва-Шем», совпадает с рассказом Ежи Белецкого в беседе с корреспондентом The Associated Press.
«Я очень, очень любил Цилю. После войны я иногда плакал от того, что ее нет со мной. Она снилась мне по ночам, и я просыпался в слезах. Судьба решила за нас, но я всё совершил бы снова».
Источники:
Статья The Associated Press: http://www.cbsnews.com/stories/2010...in6695334.shtml" onclick="window.open(this.href);return false;
Mordecai Paldiel, «The Righteous Among the Nations: Rescuers of Jews During the Holocaust», ISBN: 9780061151125
Jerzy Bielecki, «Kto ratuje jedno życie: pamie̜tnik z Oświe cimia» (этой книги у меня нет, я читала отрывки в переводе на английский – А.А.).Анастасия Альпер, Брант-Рок, Массачусеттс
Поговорим о Любви
Самая верная любовь на свете
Григорий_Тельнов
Приветствую всех, живущих в Сфере Любви! Рад поделиться с Вами примером настоящих, проверенных временем и бедами чувств. На свете есть и любовь, и женская верность - вот абсолютно реальная история, подтверждающая это. Я написал про Евгения Гробштейна и его жену Майю для газеты "Жизнь". Он полностью парализован после тяжелого ранения, но живет с оптимизмом. И счастливо. Я назвал эту заметку "Подвиг любви". Общение с Евгением дало мне ощущение радости, великой ценности каждой минуты жизни. Это я и постарался передать в своих строчках. Может быть, кому-то они помогут в трудные моменты в жизни.
На фото - Евгений Гробштейн и его жена Майя. Буду рад, если Вы зайдете на сайт Евгения и напишите ему несколько строк. Он светлый и сильный человек, ему есть чем поделиться с Вами!
"Подвиг любви
Жена родила двух дочек от полностью парализованного мужа
Верность и преданность супруги воскресили умирающего солдата
Десятого марта мина разорвала жизнь Евгения надвое: до и после взрыва. В доли секунды сильное, натренированное тело двадцатидвухлетнего солдата перестало повиноваться ему. Но он не умер. Евгений понял это, когда на третий день пришел в сознание в госпитале. Он видел свет, видел врачей.
- Я живой? – хотел спросить он. Но не смог. Язык во рту был словно чужой.
Ощущение ситуации пришло, когда Евгений осознал, что он больше не может управлять своим телом, даже дыханием. Только мысли были послушны ему.
Жена Майя сидела рядом, но душевная боль от этого становилась сильнее. Как жить с любимой, если ты не можешь обнять ее, не можешь поцеловать, не можешь произнести ее имя?
Евгений Гробштейн закрывал глаза, чтобы не видеть настоящее. Прошлое оживало в воспоминаниях, и они были полны счастья.
…Женя с Майей знали друг друга с пеленок. Есть снимок, на котором они – еще дети. Вместе настороженно смотрят в объектив, ожидая когда оттуда вылетит птичка. Знал бы фотограф, что этот кадр соединит их сердца!
Евгений всегда верил в себя, верил в счастье. Даже тогда, когда родители развелись, а он перебрался к бабушке. Даже тогда, когда СССР, его родная страна, развалилась, как карточный домик. И когда он покинул Латвию, республику, в которой он родился и вырос, город, в котором был знаком каждый дом.
В феврале 1993-го, восемнадцатилетним мальчишкой, Женя уехал в Израиль – и встретил там Майю. Пришел передать посылку знакомым и вдруг увидел в дверях выросшую и похорошевшую девочку из своего детства.
Такое чудо бывает только в сказках. И, конечно, они вспоминали радостные дни – свой дом, двор, свою школу, общих друзей и подруг. Каждый видел друг в друге частичку далекой, но любимой Родины. Они встречались почти каждый день, а через три месяца поняли, что не могут жить друг без друга.
Женя попросил руки девушки у ее отца.
И получил отказ:
- Вы пока не готовы к семейной жизни!
Евгения призвали в армию. Но он не расстался с любимой – Майя тоже надела военную форму. Семья девушки капитулировала под их натиском, свадьба состоялась 30 марта 1995 года.
А через год, 10 марта, бронетранспортер, которым управлял Евгений, подорвался на мине в Южном Ливане.
Майя
Девушке не сразу сказали, как тяжело ранен ее любимый. Что перелом шейных позвонков навсегда сделал мужа парализованным инвалидом, Майе сообщили уже в клинике.
- Никто вас не осудит, в таких обстоятельствах можно подать на развод, - осторожно намекнули ей. – Вы так молоды, вам всего двадцать лет, у вас есть право на женское счастье…
- Не нужно предлагать мне глупости, - отрезала Майя.
Она проводила в клинике дни и ночи. Шептала мужу нежные слова, тихо напевала знакомые с детства песни. Майя общалась с мужем, показывая карандашом на нарисованные на листе буквы русского алфавита, Женя опускал веки, когда попадалась нужная буква.
- Они и вправду друг друга любят, - говорили друг другу сиделки. – Но это не может длиться долго!
И спорили – когда же девушке надоест нянчиться с паралитиком, когда она его бросит. В нынешнем меркантильном мире такой исход, увы – почти норма.
Просчитались все, кто не верил в ее преданность и любовь. Чувства оказались сильнее здравого смысла и любых расчетов. Жена не стала объяснять в госпитале причины своего решения не расставаться с парализованным мужем. Она могла бы рассказать про декабристок, поехавших за мужьями на каторгу, приводить другие примеры женской верности. Но обошлась только двумя словами:
- Люблю его!
Голос вернулся к Евгению через три месяца после ранения.
Его слова звучали тихо, но жестко. Женя приказывал Майе бросить его, уйти. И они – первый и последний раз в жизни – поругались. Евгений понял, что решение жены твердо.
Годовщину свадьбы отметили в больнице. Сейчас их браку уже восемнадцать лет и Майя говорит, что еще ни разу не пожалела о своем выборе.
Тогда в госпитале она, по-сути, вытащила мужа с того света, воскресила его. Ведь тогда Евгений находился между жизнью и смертью, медики считали, что шансы на жизнь ничтожны. Даже русскоязычный психолог, работавший в госпитале, настраивал родных Жени на скорый конец:
- Там, на небесах, ему будет лучше!
Сейчас, вспоминая прошлое, Евгений говорит мне, что не испытывал тогда ни ужаса, ни страха:
- Я чувствовал, что очень нужен родным, близким, друзьям! Значит нужно продолжать жить! А такие вопросы - стоит ли жить? - появились гораздо позже. Но лишь мельком. И я всегда старался дать достойный ответ. Во-первых, я нужен жене, маме и еще очень многом, я им не безразличен. Во-вторых, жизнь прекрасна! Даже в таком положении, есть еще, что взять от жизни! В- третьих, есть друзья, с которыми можно утопить дурные мысли и любую беду в пиве или водке. А сейчас я не могу позволить себе расслабиться или показать слабость. Я нужен им всем уверенным в себе оптимистом, а потому нет места мрачным мыслям!
Семья
Дом Евгения и Майи стал маленьким филиалом клиники. Шесть медработников в три смены обеспечивают жизнедеятельность Евгения. Дыхательный аппарат подключен к нему через горло. Общается с людьми Женя охотно - и "вживую", голосом, и при помощи компьютера. Управляет курсором через трубочку, вставленную в рот.
Психологи посоветовали Майе отказаться от роли сиделки:
- Мужу лучше воспринимать вас не как няньку, а как жену.
Девушка закончила университет, стала преподавателем математики. Женя тоже учился – на историческом факультете. А еще - шахматному мастерству, он играет в шахматы по переписке.
- Еще немного, и стану мастером, а затем - гроссмейстером! – обещает Евгений.
Я уверен, что станет. Среди моих знакомых был один чемпион России по шахматам по переписке. Играть в них даже сложнее, чем в очные: у соперников есть возможность обдумать и просчитать на компьютере ход. Выигрывает тот, кто далек от шаблонов, это состязание умов.
Уровень Евгения Гробштейна весьма высок. Он даже работает над учебником шахмат, первый виртуальный урок из которого поместил на своем сайте.
Оптимизм
Сайт Евгения Гробштейна (http://yaoptimist.com" onclick="window.open(this.href);return false;) - мощнейший аккумулятор жизненной силы. Это дневник, который он ведет на русском языке, записывая туда свои мысли. Представляете – сайт с названием «Я оптимист» ведет абсолютно парализованный человек!
Вот о чем пишет там Женя:
«Я часто повторяю, что наслаждаться и получать удовольствие от того, что есть, гораздо лучше, чем жалеть о том, чего нет! Кому-то может ошибочно показаться, что я пытаюсь сказать, что не нужно стремиться к чему-то большему и не нужно ничего менять, ведь все и так прекрасно и замечательно. Вовсе нет! Просто есть вещи, которые мы не можем изменить! С ними нужно просто смириться! Другое дело, когда все в наших силах и есть возможность что-то поменять! В этом случае, как нельзя, кстати, подойдут слова из моей любимой песни. Тут нужно «…не жалея ни души, ни тела, идти вперед, любить и делать дело, себя не оставляя на потом».
На данный момент, никто и ничто не может поставить меня на ноги. Значит нужно научиться с этим жить! Можно начать себя жалеть, искать виноватых, без конца задаваться вопросом «Почему я?». И что? Такой подход поставит меня на ноги? Конечно же, нет! Скорей всего, такие мысли не приведут ни к чему хорошему!
Вместо этого, я предпочитаю срывать свой и так слабый голос, болея за любимый футбольный клуб, слушать красивую музыку или наслаждаться красивыми шахматными комбинациями великих шахматистов прошлого! И этот список можно продолжать очень долго! Это тоже не поставит меня на ноги, но зато, сколько счастливых минут я смогу пережить! Я действительно счастлив, потому что я по-настоящему этого хочу!»
«Всевышний дает нам жизнь, и только Он может ее забрать! И если мы еще живы, значит, есть еще что-то, что нам суждено сделать! Значит нужно ПРОДОЛЖАТЬ ЖИТЬ! Ошибаться, осознавать и исправлять свои ошибки, учиться на них! Жить так, как у нас это получается. Стараться оставить после себя только хорошее. Что бы нас вспоминали за добро, которое мы дарили окружающим. А человеческая память может дарить бессмертие!»
А теперь – о великой награде. Врачи смогли сделать так, чтобы у Жени и Майи родились дети.
Дочек две, старшая Сиван и младшая Хэли, они очень похожи на своих родителей. Девочки обожают папу. А он – их. Это и есть счастье. Это и есть любовь.
Григорий Тельнов, впервые опубликовано в газете "Жизнь".
Григорий_Тельнов
Приветствую всех, живущих в Сфере Любви! Рад поделиться с Вами примером настоящих, проверенных временем и бедами чувств. На свете есть и любовь, и женская верность - вот абсолютно реальная история, подтверждающая это. Я написал про Евгения Гробштейна и его жену Майю для газеты "Жизнь". Он полностью парализован после тяжелого ранения, но живет с оптимизмом. И счастливо. Я назвал эту заметку "Подвиг любви". Общение с Евгением дало мне ощущение радости, великой ценности каждой минуты жизни. Это я и постарался передать в своих строчках. Может быть, кому-то они помогут в трудные моменты в жизни.
На фото - Евгений Гробштейн и его жена Майя. Буду рад, если Вы зайдете на сайт Евгения и напишите ему несколько строк. Он светлый и сильный человек, ему есть чем поделиться с Вами!
"Подвиг любви
Жена родила двух дочек от полностью парализованного мужа
Верность и преданность супруги воскресили умирающего солдата
Десятого марта мина разорвала жизнь Евгения надвое: до и после взрыва. В доли секунды сильное, натренированное тело двадцатидвухлетнего солдата перестало повиноваться ему. Но он не умер. Евгений понял это, когда на третий день пришел в сознание в госпитале. Он видел свет, видел врачей.
- Я живой? – хотел спросить он. Но не смог. Язык во рту был словно чужой.
Ощущение ситуации пришло, когда Евгений осознал, что он больше не может управлять своим телом, даже дыханием. Только мысли были послушны ему.
Жена Майя сидела рядом, но душевная боль от этого становилась сильнее. Как жить с любимой, если ты не можешь обнять ее, не можешь поцеловать, не можешь произнести ее имя?
Евгений Гробштейн закрывал глаза, чтобы не видеть настоящее. Прошлое оживало в воспоминаниях, и они были полны счастья.
…Женя с Майей знали друг друга с пеленок. Есть снимок, на котором они – еще дети. Вместе настороженно смотрят в объектив, ожидая когда оттуда вылетит птичка. Знал бы фотограф, что этот кадр соединит их сердца!
Евгений всегда верил в себя, верил в счастье. Даже тогда, когда родители развелись, а он перебрался к бабушке. Даже тогда, когда СССР, его родная страна, развалилась, как карточный домик. И когда он покинул Латвию, республику, в которой он родился и вырос, город, в котором был знаком каждый дом.
В феврале 1993-го, восемнадцатилетним мальчишкой, Женя уехал в Израиль – и встретил там Майю. Пришел передать посылку знакомым и вдруг увидел в дверях выросшую и похорошевшую девочку из своего детства.
Такое чудо бывает только в сказках. И, конечно, они вспоминали радостные дни – свой дом, двор, свою школу, общих друзей и подруг. Каждый видел друг в друге частичку далекой, но любимой Родины. Они встречались почти каждый день, а через три месяца поняли, что не могут жить друг без друга.
Женя попросил руки девушки у ее отца.
И получил отказ:
- Вы пока не готовы к семейной жизни!
Евгения призвали в армию. Но он не расстался с любимой – Майя тоже надела военную форму. Семья девушки капитулировала под их натиском, свадьба состоялась 30 марта 1995 года.
А через год, 10 марта, бронетранспортер, которым управлял Евгений, подорвался на мине в Южном Ливане.
Майя
Девушке не сразу сказали, как тяжело ранен ее любимый. Что перелом шейных позвонков навсегда сделал мужа парализованным инвалидом, Майе сообщили уже в клинике.
- Никто вас не осудит, в таких обстоятельствах можно подать на развод, - осторожно намекнули ей. – Вы так молоды, вам всего двадцать лет, у вас есть право на женское счастье…
- Не нужно предлагать мне глупости, - отрезала Майя.
Она проводила в клинике дни и ночи. Шептала мужу нежные слова, тихо напевала знакомые с детства песни. Майя общалась с мужем, показывая карандашом на нарисованные на листе буквы русского алфавита, Женя опускал веки, когда попадалась нужная буква.
- Они и вправду друг друга любят, - говорили друг другу сиделки. – Но это не может длиться долго!
И спорили – когда же девушке надоест нянчиться с паралитиком, когда она его бросит. В нынешнем меркантильном мире такой исход, увы – почти норма.
Просчитались все, кто не верил в ее преданность и любовь. Чувства оказались сильнее здравого смысла и любых расчетов. Жена не стала объяснять в госпитале причины своего решения не расставаться с парализованным мужем. Она могла бы рассказать про декабристок, поехавших за мужьями на каторгу, приводить другие примеры женской верности. Но обошлась только двумя словами:
- Люблю его!
Голос вернулся к Евгению через три месяца после ранения.
Его слова звучали тихо, но жестко. Женя приказывал Майе бросить его, уйти. И они – первый и последний раз в жизни – поругались. Евгений понял, что решение жены твердо.
Годовщину свадьбы отметили в больнице. Сейчас их браку уже восемнадцать лет и Майя говорит, что еще ни разу не пожалела о своем выборе.
Тогда в госпитале она, по-сути, вытащила мужа с того света, воскресила его. Ведь тогда Евгений находился между жизнью и смертью, медики считали, что шансы на жизнь ничтожны. Даже русскоязычный психолог, работавший в госпитале, настраивал родных Жени на скорый конец:
- Там, на небесах, ему будет лучше!
Сейчас, вспоминая прошлое, Евгений говорит мне, что не испытывал тогда ни ужаса, ни страха:
- Я чувствовал, что очень нужен родным, близким, друзьям! Значит нужно продолжать жить! А такие вопросы - стоит ли жить? - появились гораздо позже. Но лишь мельком. И я всегда старался дать достойный ответ. Во-первых, я нужен жене, маме и еще очень многом, я им не безразличен. Во-вторых, жизнь прекрасна! Даже в таком положении, есть еще, что взять от жизни! В- третьих, есть друзья, с которыми можно утопить дурные мысли и любую беду в пиве или водке. А сейчас я не могу позволить себе расслабиться или показать слабость. Я нужен им всем уверенным в себе оптимистом, а потому нет места мрачным мыслям!
Семья
Дом Евгения и Майи стал маленьким филиалом клиники. Шесть медработников в три смены обеспечивают жизнедеятельность Евгения. Дыхательный аппарат подключен к нему через горло. Общается с людьми Женя охотно - и "вживую", голосом, и при помощи компьютера. Управляет курсором через трубочку, вставленную в рот.
Психологи посоветовали Майе отказаться от роли сиделки:
- Мужу лучше воспринимать вас не как няньку, а как жену.
Девушка закончила университет, стала преподавателем математики. Женя тоже учился – на историческом факультете. А еще - шахматному мастерству, он играет в шахматы по переписке.
- Еще немного, и стану мастером, а затем - гроссмейстером! – обещает Евгений.
Я уверен, что станет. Среди моих знакомых был один чемпион России по шахматам по переписке. Играть в них даже сложнее, чем в очные: у соперников есть возможность обдумать и просчитать на компьютере ход. Выигрывает тот, кто далек от шаблонов, это состязание умов.
Уровень Евгения Гробштейна весьма высок. Он даже работает над учебником шахмат, первый виртуальный урок из которого поместил на своем сайте.
Оптимизм
Сайт Евгения Гробштейна (http://yaoptimist.com" onclick="window.open(this.href);return false;) - мощнейший аккумулятор жизненной силы. Это дневник, который он ведет на русском языке, записывая туда свои мысли. Представляете – сайт с названием «Я оптимист» ведет абсолютно парализованный человек!
Вот о чем пишет там Женя:
«Я часто повторяю, что наслаждаться и получать удовольствие от того, что есть, гораздо лучше, чем жалеть о том, чего нет! Кому-то может ошибочно показаться, что я пытаюсь сказать, что не нужно стремиться к чему-то большему и не нужно ничего менять, ведь все и так прекрасно и замечательно. Вовсе нет! Просто есть вещи, которые мы не можем изменить! С ними нужно просто смириться! Другое дело, когда все в наших силах и есть возможность что-то поменять! В этом случае, как нельзя, кстати, подойдут слова из моей любимой песни. Тут нужно «…не жалея ни души, ни тела, идти вперед, любить и делать дело, себя не оставляя на потом».
На данный момент, никто и ничто не может поставить меня на ноги. Значит нужно научиться с этим жить! Можно начать себя жалеть, искать виноватых, без конца задаваться вопросом «Почему я?». И что? Такой подход поставит меня на ноги? Конечно же, нет! Скорей всего, такие мысли не приведут ни к чему хорошему!
Вместо этого, я предпочитаю срывать свой и так слабый голос, болея за любимый футбольный клуб, слушать красивую музыку или наслаждаться красивыми шахматными комбинациями великих шахматистов прошлого! И этот список можно продолжать очень долго! Это тоже не поставит меня на ноги, но зато, сколько счастливых минут я смогу пережить! Я действительно счастлив, потому что я по-настоящему этого хочу!»
«Всевышний дает нам жизнь, и только Он может ее забрать! И если мы еще живы, значит, есть еще что-то, что нам суждено сделать! Значит нужно ПРОДОЛЖАТЬ ЖИТЬ! Ошибаться, осознавать и исправлять свои ошибки, учиться на них! Жить так, как у нас это получается. Стараться оставить после себя только хорошее. Что бы нас вспоминали за добро, которое мы дарили окружающим. А человеческая память может дарить бессмертие!»
А теперь – о великой награде. Врачи смогли сделать так, чтобы у Жени и Майи родились дети.
Дочек две, старшая Сиван и младшая Хэли, они очень похожи на своих родителей. Девочки обожают папу. А он – их. Это и есть счастье. Это и есть любовь.
Григорий Тельнов, впервые опубликовано в газете "Жизнь".
